Антология мировой фантастики. Том 2. Путешествия во времени

1895.

— Поговорим о попутчиках, — сказал Джим Бенделл с несколько смущенным видом. — На днях я подобрал одного человека, и он не походил на обычного парня. — Джим рассмеялся, но как-то неестественно — Он рассказывал невероятные вещи. Большинство из них ведь говорит только о том, как потеряли хорошую должность и теперь стремятся найти работу на Западе. Они не знают, сколько народу живет здесь. Они думают, что эта огромная прекрасная страна необитаема

Джим Бенделл — агент по продаже недвижимости, и я понял, о чем пойдет речь дальше. Это его излюбленная тема, знаете ли. Он действительно обеспокоен положением с земельными участками в нашем штате. И при этом любит порассуждать о нашем прекрасном крае, хотя никогда не уезжает далеко от города. Пустыня его пугает Так что я поспешил вернуть его к начавшемуся было рассказу

— И что он заявлял?! Будто он старатель, который не может найти земли для изысканий?

— Это не смешно, Барт. Нет, он даже ничего не заявлял. Он не заявлял — просто рассказывал. Видишь ли, он не говорил, что это правда, он только рассказывал Это не дает мне покоя. Я знаю, что это не может быть правдой, но как он это рассказывал О, я не знаю.

Я понял, что он в затруднении Джим Бенделл обычно гово­рил на очень чистом английском — и всерьез гордился этим. Если он запинается, то, значит, по-настоящему обеспокоен. Как в тот раз, когда принял гремучую змею за палку и хотел положить в огонь.

Джим продолжал:

— И еще его странная одежда. Она выглядела как серебряная, но была легкой как шелк. И в ночи она немного светилась.

Я подобрал его в сумерках. Именно “подобрал”. Он лежал в десяти футах от обочины Южной Дороги. Сначала я подумал, что кто-то сбил его и не остановился. Видишь ли, было не очень хорошо видно. Я поднял его, положил в машину и тронулся. Мне надо было проехать еще три сотни миль, и я рассчитывал оставить его в Уоррен Спрингс, у доктора Вэнса. Но он пришел в себя через пять минут и открыл глаза. Он огляделся вокруг, рассмотрел машину, потом взглянул на Луну.

— Слава Богу! — сказал он, и только затем посмотрел на меня. Это привело меня в шок Он был красив. Нет, он был прекрасен.

Нет, даже не так Он был восхитителен. В нем было шесть фу­тов и два дюйма, как мне кажется, волосы коричневые с красно-золотистым оттенком. Они напоминали тонкую проволоку, но курчавились и изгибались. Его лоб был широк, вдвое шире, чем мой. Черты лица оказались изящными, но потрясающе выразительными, глаза были серые, почти стального цвета и куда больше моих. Его костюм напоминал купальный в паре с пижамными брюками. Руки — длинные и загорелые, как у индейца. Но он был белым, а загар — скорее золотистый, чем коричневый.

Но он был великолепен. Самый чудесный человек, которого я когда-нибудь видел.

— Хеллоу! — сказал я. — Попали в аварию?

— Нет. Не в этом времени, во всяком случае.

И голос его тоже был восхитителен. Это был необычный го­лос. Он звучал, подобно органу, но только исходил из уст человека.

— Мой разум еще не пришел в норму. Я проводил экспери­мент. Назовите мне сегодняшнюю дату, день и год. Тогда посмот­рим… — продолжил он.

— Что?.. 9 декабря, 1932, — сказал я.

Это явно не обрадовало его. Кривая усмешка пробежала по лицу.

— Больше тысячи, — произнес он задумчиво. — Не так плохо по сравнению с семью миллионами. Я не могу жаловаться.

— Семью миллионами чего?

— Лет, — сказал он спокойно. Будто это вовсе и не трогало его. — Однажды я проводил эксперимент. Или хотел провести его. Или проведу его. Эксперимент в 3059 году. Я исследовал пространство. Время здесь не причем, я уверен. Это было пространство. Я почувствовал, что попал в это поле, но не смог вырваться наружу. Поле гамма-Эйч 481, интенсивностью 935 по шкале Пеллмана. Оно засосало меня, но затем я вырвался. Я думаю, что оно сделало небольшой разрыв в пространстве, в том месте, где будет находиться Солнечная система. Оно забросило меня в будущее через высшие измерения, эффективно превысив скорость света.

Он не рассказывал это мне, понимаешь. Он будто размышлял или бредил. А затем снова осознал, что я рядом.

— Я не мог настроить их инструменты, семь миллионов лет эволюции изменили все. И поэтому немного промахнулся. Я живу в 3059 году. Но расскажите мне, какое самое значительное научное изобретение существует в ваше время?

Он поразил меня так, что я ответил прежде, чем подумал.

— О, телевидение, я полагаю. Радио. И самолеты.

— Радио — хорошо. Здесь должны быть инструменты.

— Но подождите, кто вы?

— А… Извините. Я забыл. — Извинение слышалось в его музыкальном голосе. — Я Арес Сен Кенлин. А вы?

— Джеймс Уотерс Бенделл.

— Уотерс — что это значит? Я не могу распознать.

— Что… Это имя, естественно. Почему вы должны распознавать его?

— Я понял — у вас нет классификации. “Сен” означает “ученый”.

— Откуда вы взялись, мистер Кенлин?

— Откуда взялся? — Он улыбнулся, и голос его был тих и мя­гок. — Я пришел из пространства, отделенного от этого семью миллионами лет. Или больше. Они потеряли счет годам, эти люди. Машины ликвидировали все казавшиеся излишними службы. Поэтому не знаю — в каком точно году я был. Но до этого, моим домом был Нева-Сити в 3059 году.

Вот тогда я подумал, что он, псих.

— Я был экспериментатором, — продолжил он. — Ученым, как я уже сказал. Мой отец тоже был ученым, но в области человеческой генетики. Я сам оказался его экспериментом. Он доказал свою правоту, и весь мир последовал за ним. Я был первым из новой расы.

— Новая раса! О, святые небеса… Какой же… Какой же будет…

— Каков будет конец? Я почти его видел. Я видел их — маленьких людей, недоумевающих, потерянных. И машины.

— Может ли это быть? И ничего нельзя изменить?

— Слушайте. Я спою песню.

Он запел. После этого он уже мог дальше не рассказывать мне об этих людях Я все понял. Я услышал их голоса, их странные, скрипучие, неанглийские слова. Я смог почувствовать их недоумение, их затухающие желания. Все звучало в минорном ключе, как мне кажется. Песня звала, звала и спрашивала, и безнадежно искала ответ. И сквозь нее слышался шум и рокот неизвестных, забытых машин.

Машин, которые никогда не останавливались. Потому что однажды их запустили, а теперь маленькие люди забыли — как можно остановить их. И все, что они могли, — смотреть на них, слушать и поражаться. Они не умели больше читать или писать, и язык тоже изменился, видишь ли, так что звуковые записи предков ничем не могли им помочь.

Но песня продолжалась, и в ней зазвучало удивление. Они смотрели в пространство и видели теплые, дружественные звезды — так далеко. Девять планет они исследовали и населили. Но глядя в бесконечные расстояния, они не видели других рас, новой жизни.