Ник Перумов - Один на один

- Залетела хвостатая? - с ходу сообразил опытный Шестаков. - И кто папаша? Какой-нибудь крыс Лоренца экзотический, или на стороне нагуляла?

Душевное единение моментально испарилось, а Профессор с Мишей вновь оказались по разные стороны бытовой баррикады, испокон веков разделявшей интеллигенцию и народ. СССР ошарашенно смотрел на Мишу, не зная, чем ответить на грубость, и привычно недоумевая, что вообще его связывает с этим кондовым хамом.

- Вы... Вы... - бессильно повторял Профессор.

- Жлоб ты, Мишка, - с горечью констатировал Мухин, - вечно все опошлишь...

- Да ладно вам нюни распускать! - Агрессивный Шестаков имел свои представления о пошлости. - Я кого-то обидел? Оскорбил? При даме матерно выругался? - Мише приходилось перекрикивать шум поезда, поэтому он почти орал на Толика с Профессором. - Гуманисты хреновы!

Поезд остановился на "Площади Мужества". В наступившей тишине четко прозвучал чуть подрагивающий голос СССР:

- С каких это пор "гуманист" в нашей стране стало ругательством?

- Да ни с каких! Просто мутота эта ваша надоела! "Ах, Каштанка!", "ах, Му-му!", плачем-надрываемся, а собаку бездомную на улице увидел отстреливать, отстреливать, она заразу всякую разносит!

- Что-то не пойму я вас, Михаил, к чему это?

- Ну, что тут непонятного? Сами-то крысочку себе завели, еще имя какое-то похабное подыскали, в рукаве ползать разрешаете, тьфу, гадость... А на работе небось таких же беленьких, безымянных режете не задумываясь!

СССР бессильно развел руками.

- Я не знаю, что вам возразить...

- И не надо мне возражать! Трендеть надо меньше! - Справедливости ради заметим, что Миша употребил слово посильнее, чем просто "трендеть", но тут же спохватился и извинился перед Профессором. - Да я, собственно, не на вас наскакиваю. Мне просто с детства тошно было читать все эти сопливые книжки. Зачем-то напяливают зверью человеческие чувства... И вот рассусоливают про то, как какой-то блохастый барбос лежит под хозяйским креслом и что он там себе думает. Да ни хрена он не думает! Животные хотят есть, пить и... блин, размножаться! И я хочу того же! Все хотят жить. Поэтому комар кусает меня, а я ем бифштекс. По-честному.

- Да кто же вас упрекает в нечестности? - опять попытался встрять Савелий Сергеевич, но Толик сделал умоляющие глаза, и Профессор замолчал. Он еще не привык к шестаковским монологам "за жизнь".

- Э... - Миша порылся в карманах, достал пачку сигарет, несколько секунд задумчиво смотрел на нее, потом снова убрал. Продолжение следовало: - Включаю тут недавно телек. Ежкин кот! Жуткая бабища хвастается, как она мило животных защищает! И шубы натуральные не носит, и мяса не ест... Потом сказали: оказывается, это Бриджит Бардо! Делать старой дуре нечего! Хоть так, а на экран вылезла. И что? Ладно, фиг с ними, с шубами, хотя... насчет кроличьей ушанки я бы с ней поспорил... А вот насчет мяса - извини-подвинься! Во-первых, я без мяса ноги протяну. А во-вторых - какого черта? Почему мне корову должно быть жальче, чем картошку? Растения - они ведь тоже живые? А, Профессор? Если морковка на меня не глядит печальными глазами, значит, ничего, можно хавать?

- Слушай, - не выдержал Толик, - ты нас совсем запутал. Бриджит Бардо-то тут при чем?

- Не знаю, - выдохся Миша, - просто не верю я им. От обжорства это у них, не от души...

Все немного помолчали, а потом Мухин, похлопав глазами, непонятно к чему задумчиво произнес:

- А я читал, что в Китае самый большой деликатес - это мозг живой обезьяны.

И снова все промолчали, а Профессор заметно содрогнулся.

Увлекшись разговором, все так и ехали вместе. Автоматически пересели на автобус, снова зашли в метро на "Лесной".

- Муха, - съехидничал Шестаков уже на подъезде к "Чернышевской", - ты это по рассеянности так далеко заехал или кого-то из нас домой провожаешь?

Толик покраснел как рак. Обычно он, ничуть не стесняясь, мог зарулить к Мишке - и посидеть-поболтать, и поесть, да и переночевать. Но сейчас, видимо в присутствии СССР, Мухин ужасно засмущался и залепетал что-то невразумительное про забытые ключи, вредную соседку и чье-то мусорное ведро. Следом и Профессор, моментально почувствовавший неловкость, зарделся и тоже забубнил какую-то светскую чепуху:

- Толя, если вам... я подумал... негде ночевать... У меня, правда, только одна комната, но большая... пожалуйста, не стесняйтесь...

Все это сильно смахивало на дурной провинциальный водевиль. О чем Шестаков и не преминул сообщить исполнителям дуэта. Причем в грубой форме. Сам же захохотал, хлопнул Толика по спине и добродушно сообщил Профессору:

- Не волнуйтесь вы так, Савелий Сергеевич. Это Муха прибедняется. Есть ему где ночевать, есть. Сейчас приедем ко мне, выдам ему сосисок с пивом, дежурную раскладушку... Все путем! А к вам... Ну как же можно? Мухин знаете какой беспокойный постоялец? Он телевизор полночи смотрит, курит, как паровоз, а потом кашляет, как чахоточный... А у вас Матильда - в положении, ее нельзя беспокоить.

СССР до самого дома анализировал Мишины интонации, но так до конца и не понял, чего там было больше - издевки или простецкого юмора.

Глава пятая

МИША

- Вот она. Смотри.

- Вижу.

Шестаков придвинулся поближе к телевизору. Темное пятно в углу экрана зашевелилось, и прямо на Мишу вдруг глянули блестящие крысиные глаза. Тварь пошевелила усами, поводила носом туда-сюда, будто позируя. Потом, решив, что неведомые зрители вполне насладились этим зрелищем, спокойно направилась вдоль узкой платформы. "Девяткино". Конечная станция. Именно там поезда стоят совсем рядом. А это как раз та узенькая платформа между ними, по которой обычно проходят машинисты. "Так, так, голубушка, - подумал Миша, - и что тебе здесь понадобилось?"

Таймер в углу показывал 6.02 сегодняшнего утра. На пассажирской платформе стояло человек пять, все - довольно далеко от камеры. Крысу никто не замечал.

Изображение чуть-чуть дрогнуло, и тут же на экране появился вышедший из тоннеля поезд. А поскольку запись велась сразу с двух видеокамер, то во втором телевизоре поезд въехал снизу прямо в кадр. Крысу, похоже, ничуть не побеспокоил шум (Миша с Толиком его тоже не услышали - съемка шла без звука). Она спокойно двигалась вперед. Мише на секунду стало не по себе от такой уверенности, если не сказать наглости, обыкновенного грызуна. Пришлось срочно освежить в памяти научно обоснованные доводы Профессора - дескать, и зрение у крыс очень слабое, а, значит, не то что позировать, а и просто заметить видеокамеру она не могла. Поезда не испугалась - так небось не один десяток поколений родился и вырос под стук колес. Среда, так сказать, обитания... Но мороз по коже все равно подирает. И злоба поднимается - голыми руками бы душил!

- Подожди, я кассеты переставлю, так лучше видно будет, - засуетился Толик, останавливая запись, - все ведь на том конце платформы случилось.