Филип Дик - Мастер всея Галактики

— По шесть штук каждый день, — ответил Гамильтон, чувствуя, как кровь сильнее запульсировала в висках.

— Еще бы! — отпрянула мисс Рейсе от обескураженного столь непривычным обхождением Балды. — Я ведь вижу, он форменный убийца! Что ни говорите, а в городе должен существовать какой — то специальный закон касательно злых животных, опасных в домашнем обиходе. Должны быть, по крайней мере, введены лицензии! О чем думают городские власти?..

— Если б он довольствовался только птичками! — перебил ее Гамильтон, охваченный безжалостно — садистским азартом. — Он не гнушается и хомяками, змеями, а сегодня утром приволок в пасти кролика!

— Дорогой, прошу тебя!.. — воскликнула Марша, видя, как обалдело смотрит на Джека мисс Рейсе. — Неивсем нравятся кошки. Ты не вправе требовать, чтоб другие разделяли твои вкусы.

— Ну а маленьких мышек? Лопает дюжинами! — злорадно добавил Гамильтон. — А то, что не успевает сожрать, тащит нам. Однажды утром, вы только представьте себе, притащил голову какой — то старушки!

Истерический всхлип сорвался с тонких уст мисс Рейсе. Она беспорядочно замахала руками и засучила ногами. Гамильтон ощутил мгновенный укол жалости и стыда. Он открыл было рот, чтоб извиниться, но осуществить свое намерение не успел…

Откуда — то сверху, как из рога изобилия, на голову посыпалась серо — зеленая саранча. Туча саранчи. Весь засыпанный гадкими кусающимися тварями, Гамильтон отчаянно барахтался, пытаясь выбраться на волю. Женщины и кот застыли, не веря собственным глазам. Наконец Джеку с горем пополам удалось выползти из — за стола. Он, вскрикивая, задыхаясь, кое — как стряхнул с себя насекомых и забился в угол.

— Боже милостивый! — прошептала потрясенная Марша, сторонясь трещавшей хитинами кучи.

— Что… это? — пролепетала мисс Рейсе, не сводя глаз с живого холмика копошащихся тел. — Эт — то… невозмож — но!

— Но это случилось, — стуча зубами, сказал Гамильтон.

— Но каким образом? Почему? — вопрошала Марша, когда все четверо, включая кота, ретировались из кухни. Подальше от расползавшейся во все стороны саранчи, — Такого просто не может произойти!

— Но тем не менее это очень вписывается… — через силу произнес Джек. — Помнишь осу? Мы не ошиблись: что — то вокруг изменилось. И все сводится к одному пока Неизвестному знаменателю…

Утреннее солнце освещает спящую Маршу, ее обнаженные плечи и ложится желтым квадратом на темный пол. Стоя в ванной, Джек ожесточенно бреется, превозмогая боль в поврежденной руке. В запотевшем зеркале он воспринимает свои смазанные мыльной пеной черты как пародию на человеческое лицо.

В доме все успокоились. Вся саранча уползла куда — то, и только изредка случайный шорох напоминает о том, что часть насекомых забралась под стенные панели. Теперь все кажется вполне нормальным и привычным. Проехал, звякая бутылками, грузовичок молочника. Марша вздохнула и пошевелилась во сне, выпростав руку поверх одеяла. На заднем крыльце Прыг — Балда раздумывал, не пора ли опять вернуться в дом.

Тщательно контролируя свои действия, Гамильтон закончил бритье, помыл бритву, освежил лосьоном щеки и шею, надел свежую белую сорочку. Ночью, ворочаясь без сна, он заранее решил, что исполнит задуманное именно сейчас, после бритья, когда от сонливости не останется и следа, а сам он будет умыт, одет и причесан.

Неуклюже опустившись на одно колено, он сложил вместе ладони, закрыл глаза, втянул глубоко воздух и начал…

— Великий Боже, — проговорил он таинственным полушепотом, — сожалею и раскаиваюсь в том, что содеял с бедняжкой мисс Рейсе. Если Ты сможешь простить мой грех, я буду признателен.

Джек оставался коленопреклоненным еще минуты, размышляя над тем, достаточно ли сказанного и все ли он правильно сказал. Однако мало — помалу стыд, гнев и ярость вытеснили смиренное раскаяние. Где это видано, чтоб взрослый здоровый мужик становился на колени? Унизительно… недостойно разумного человека… и, честно говоря, непривычно.

Скрепя сердце он добавил к своей молитве еще несколько строк:

— Господи, посмотри в лицо фактам: она это заслужила! — Его жесткий шепот разносился по притихшему дому. Марша вновь вздохнула и перевернулась под одеялом. Скоро она проснется. Прыг — Бадда царапался в дверь снаружи, удивляясь, почему она до сих пор заперта. — Господи, оцени ее слова по достоинству! — продолжал Джек, тщательно выбирая слова. — Именно такие, как она, создавали лагеря смерти. Она суетлива, непримирима… От антикошачьих настроений рукой подать до антисемитизма…

Ответа не последовало. А рассчитывал ли Джек получить его? Чего конкретно ждал? Он и сам не знал. Может, какого — нибудь знака.

Или молитва не смогла пробиться к Богу? Последний раз Джек сталкивался с какой бы то ни было религией на восьмом году жизни, в воскресной школе. А старательное чтение этой ночью церковных текстов не дало ничего конкретного, только ощущение необъятности предмета и глубины материала… Там тоже свои формулы, фактически — тот же протокол… и построже, чем у полковника Эдвардса.

Джек еще оставался в молитвенной позе, когда сзади послышался звук. Повернув голову, он увидел какую — то фигуру, на цыпочках пересекавшую гостиную. Человек. В свитере и просторных брюках. К тому же — негр.

— Хорошенький знак свыше, нечего сказать! — с сарказмом заметил Гамильтон.

Чернокожий выглядел явно не лучшим образом.

— Вы меня помните? Я — гид. Привел вас на ту платформу. Вот уже пятнадцать часов, как эта авария у меня из головы не выходит…

— Вы тут ни при чем, — сказал Гамильтон. — Вам досталось наравне со всеми.

Поднявшись, Джек вышел из ванной в прихожую.

— Вы завтракали?

— Я не голоден, — ответил негр, пытливо глядя на Гамильтона. — Что вы сейчас делали? Молились?

— М… да, — признался Джек.

— Это ваш обычай?

— Нет… — Поколебавшись, он добавил: — Я не молился лет с восьми.

Негр помолчал, раздумывая над чем — то, потом, спохватившись, представился:

— Меня зовут Билл Лоуз… Они обменялись рукопожатием.

— Вы, кажется, все поняли! Когда догадались?

— Где — то со вчерашнего вечера.

— Что — нибудь произошло?

Гамильтон рассказал ему о дожде из саранчи и об укусе осы.

— Догадаться несложно. Солгал — был наказан. Перед тем сквернословил — значит, снова наказан. Причина и следствие. Все элементарно.

— А на молитву вы зря теряете время, — без обиняков заявил Лоуз. — Я пробовал. Все глухо!

— О чем вы молились?

Лоуз с иронией ткнул себя в шею над воротом сорочки, в полоску черной кожи:

— Могли бы догадаться. Но все не так просто… Тут уж, наверное, судьба.

— В ваших словах изрядная доля горечи, — осторожно заметил Гамильтон.