Олег Дивов - Лучший экипаж Солнечной. Саботажник. У Билли есть хреновина

Самым обидным в положении русского на Земле было то, что никто его ни в чем не упрекал. Еврею могли сказать, что это его сородичи устроили страшную Полночь, натравив друг на друга все нации планеты. Американцу – что именно хитрожопые Штаты поимели с этого дела больше всех. Французу – что он жадина. Немцу – что тупой. Итальянцу – что слишком много размахивает руками и вообще макаронник. Этнических британцев презирали за высокомерие, скандинавам говорили, что они все «отмороженные». А на русских просто смотрели косо. И заочно обвиняли в том, что они сами себя угробили. Ах, какая была великая страна, родина лучших поэтов и писателей, гениальных конструкторов и прекрасных артистов. Ах, с каким благоговением мы от нее ждали, что вот–вот она нам что–то скажет такое, от чего мы все резко станем лучше, чище, умнее! Тысячу лет ждали! А Россия вместо того, чтобы сделать нас высокодуховными и донельзя нравственными, опустила в свои несметно богатые закрома атомные мины и взорвала их под ногами китайских полчищ… Ну, не сволочи ли вы после этого, русские, а?

Эндрю сидел в камере и, неприязненно кривясь, переваривал услышанную от майора жестокую правду.

«И вообще, чтобы стучать, у меня американцев навалом, – сказал майор. – Это дело у них в крови. А ты как крутил гениально свои гайки, так и будешь их крутить. Ну что, по рукам?»

Эндрю молча набил на «доске» свой личный номер и приложил ладонь к сканеру отпечатков.

«Умница, – сказал майор. – Теперь слушай внимательно. К тебе на днях зайдет капитан Риз с «Горбовски». Предложит идти с ним в подпространство, или как его там… Короче говоря, ты соглашайся».

«Ты что, майор, ohuel?» – спросил Эндрю.

Майор возвел глаза к потолку, вспоминая русское слово.

«А–а, – сказал он. – Нет, парень, это ты обо мне нехорошо думаешь. Проблемы менталитета как раз у капитана Риза. Например, он действительно собирается опробовать нуль–Т–принцип. А нам это сейчас абсолютно ни к чему. Понимаешь, какое дело, «Горбовски», конечно, аппарат сырой. Но кто его знает, вдруг у Риза получится нуль–транспортировка? Шансы где–то пятьдесят на пятьдесят, что он не только нырнет в подпространство, но еще и вынырнет обратно. Вот в чем беда–то. А сменить этого шизофреника Риза на более или менее нормального мужика, которому помирать неохота, мы уже не можем. Его концерн «Хэви Индастриз» перекупил у военных с потрохами. Этого психа теперь даже пристрелить не получится, сочтут за экономическую диверсию».

«Ничего не понимаю, – сказал Эндрю. – С каких это пор Земле не нужен нуль–Т–звездолет?»

«Эпоха космической экспансии кончена, друг мой, – объяснил майор. – Главное сейчас – возродить Землю. Начать ее копать и возделывать. А если нуль–Т окажется реальной штукой? Каковы шансы, что остатки землян не потребуют срочно отправить их куда–нибудь к едрене матери, где воздух почище и трава растет? Здесь–то интересы Совета Директоров и расходятся с интересами монополий. Компаниям нынешнее положение дел надоело. Им нужна колонизация новых миров, чтобы там собственные государства строить, на свой вкус. Обанкротился народный капитализм, понимаешь? А Совет Директоров хочет сохранить то, что есть. И пока нуль–Т не работает, так и будет. Осознал?»

«Осознал, – кивнул Эндрю. – Короче говоря, вы хотите, чтобы «Горбовски» дальше орбитальных верфей не улетел».

«Пусть летает куда угодно, – улыбнулся майор, – только на обычной ядерной тяге. Как думаешь, это тебе по зубам?»

«Надо схему посмотреть», – сказал Эндрю. Майор достал из кармана диск, зарядил его в терминал и вывел на экран список документации по «Горбовски»

«Изучай пока, – предложил он, отстегивая от терминала полвинчестера, – а я завтра к тебе загляну».

Эндрю от такой щедрости буквально обалдел. То ли майор не понимал до конца, с кем имеет дело. То ли психологи тюремной медкомиссии, не разобравшись в загадочной русской душе, сказали ему, что заключенный Вернер сломлен и готов сотрудничать. Так или иначе, но через два часа ожесточенного стука по контактам Эндрю уже располагал программным обеспечением куда лучшим, чем то, что майор унес в кармане. К рассвету вышел в локальную сеть тюрьмы. И с глубоким огорчением заключил, что бежать – во всяком случае, отсюда – действительно номер дохлый. Тогда он раздраженно глянул на схему «Горбовски» и понял, что капитально испортить это чудо техники сумеет голыми руками и за пять минут.

«Ладно, майор, – сказал он на следующий день особисту. – Тащи сюда этого маньяка».

Через неделю у Эндрю состоялся примечательный разговор с капитаном Ризом, в ходе которого Вернер мучительно сдерживал эмоции, дабы не рассмеяться. Возможно, капитан Риз и был маньяком, но дураком не был точно. Ему хотелось жить, в нуль–Т он не верил совершенно, и главным желанием капитана было не дать кораблю уйти в подпространство. Вслух этого Риз не говорил. Более того, на словах он нес ахинею, доказывая Эндрю, как надежен «Горбовски» и как лихо они прокатятся на нем по неведомым мирам. Но рукой капитан нервно, будто настоящий псих, цеплялся за плечо Эндрю. И вовсю отбивал на нем морзянку. Эндрю в ответ ласково придерживал сумасшедшего за колено, стараясь не слушать его словесный понос. И, в свою очередь, правдоподобно возражал и упирался для успокоения встроенной неизвестно в какой угол скрытой камеры слежения.

Когда довольный Риз ушел, Эндрю даже подумал – а не доказать ли майору свою преданность и не заложить ли этого мужика, благо Риз ничем не рисковал. Но по зрелом размышлении понял, что, во–первых, Риза тогда могут счесть нормальным и все–таки по старой памяти расстрелять за угробленных десантников и сорванную операцию. Во–вторых, фокус с морзянкой еще мог пригодиться. Кроме того, как ни выгодно было начать карьеру секретного агента с качественного доноса, стучать Эндрю все–таки было противно.

Трибунал не поскупился и обрадовал лейтенанта Вернера пожизненной каторгой с лишением наград и звания. Но майор не соврал – вместо этапа на Ганимед Эндрю сменили меру пресечения и до отправки на «Горбовски» послали в закрытый тренировочный лагерь для таких же штрафников. Отличие Вернера от остальных было в том, что его расконвоировали, поселили отдельно и зачислили в обслуживающий персонал.

А вскоре попросили согласиться на предложение зеков поколдовать с охранной системой. Группа недовольных жизнью заключенных собиралась в бега, и особистам надо было, чтобы побег частично удался. Человек пять лишних охранники должны были застрелить, а вот двоим полагалось из лагеря уйти. Эндрю, скрипя зубами, согласился. Договариваться к Эндрю пришел один из будущих трупов, красивый юноша с мягким лицом и приятными манерами. В оплату услуг он предложил Эндрю пистолет с двумя патронами, литр браги и себя. Вернер посмотрел в глаза человеку, который должен со дня на день умереть не без его помощи, и чуть было не сказал ему: «Не ходи». Но вспомнил, что сам тоже очень любит жизнь, взял бутылку, а от пистолета и сексуальных услуг холодно отказался.