Олег Дивов - Лучший экипаж Солнечной. Саботажник. У Билли есть хреновина

Юноша заработал пулю в затылок у самой границы лагеря, и Эндрю утешал себя тем, что парень хотя бы не мучился.

«Ну, и как тебе понравилась его попка? – спросил майор. – Или ты его в ротик?»

«Я не по этой части», – ответил Эндрю.

«Будешь, – пообещал майор. – Тебе еще здесь сидеть не пересидеть».

«Это как?» – удивился Эндрю.

«Ты не пойдешь на «Горбовски», – объяснил майор. – Тут для тебя есть дело посерьезнее. Через месяц–другой. Не пожалеешь, честное слово. Ответственнейшая миссия. Гордись, парень, будешь трудиться на благо всей планеты».

Эндрю выругался по–русски, чем очень майора развеселил, и ушел к себе. Заработанную предательством бражку он распил с начальником лагеря и вместе с ним на служебной машине уехал в бордель. На руке Эндрю красовался браслет–определитель, снять который можно было, только отрубив кисть. Эндрю вскрыл браслет на глазах у начальника, но тот ему посоветовал не отключать маячок, потому что тогда в лагере поднимется дикий шухер и поездка к бабам выйдет несколько скомканной, то есть потрахаться они успеют, а посидеть по–человечески – нет.

«Впрочем, – философски заключил начальник, – тебе–то, русскому, и браслет ни к чему. И так найдут, если что».

«Да что у меня, на лице написано, что я русский?» – взвился Эндрю.

«Да, – твердо сказал начальник лагеря. – Заявляю как полицейский офицер. Не убежать тебе, Энди, даже и не думай. Все равно поймают, раньше или позже. И тогда – к стенке».

«Куда же мне деваться?» – спросил Эндрю упавшим голосом.

«Наверх, – сказал начальник. – Только наверх. Но учти, путь этот для тебя простым не будет».

«Догадываюсь, – кивнул Эндрю. – Вот, пятеро уже на моей совести».

«Ой, какая ерунда! – рассмеялся начальник. – Тебя еще лично заставят шлепнуть кого–нибудь. Статья–то твоя пока что не расстрельная. Да и само дело липовое. Перед гражданским судом оно бы вмиг развалилось. А вот когда у тебя за плечами реальное убийство будет, да такое, за которое не только военный трибунал, но и гражданские к стенке поставят… Вот тогда по особистским меркам ты и будешь готов к работе. И действительно поедешь наверх. А стоит тебе рыпнуться, как тебя – за шиворот, обратно вниз и пулю в лоб. И никакие астронавты тебя не отмажут, потому что одно дело полковнику рыло начистить, а совсем другое – убить невинного человека».

Так, мирно беседуя, они и доехали до публичного заведения, откуда их под утро вышибли пинками, заливающихся пьяной слезой и всех в блевотине.

Эндрю повезло – он не успел лично ни убить кого–нибудь, ни даже заложить. Не прошло и дня, как дюжие молодцы из военной полиции завязали ему глаза, сунули в машину и отвезли куда–то, где оказался все тот же майор, а помимо него – целая комиссия во главе с двухзвездным генералом. Комиссия долго компостировала мозги лейтенанту–штрафнику, выясняя, как у него с чувством долга и гражданской ответственностью. А потом выдала такое, что Эндрю под конец разговора от изумления чуть в обморок не упал.

«Есть мнение, что адмирал Успенский слегка не в себе, – заявил генерал. – Похоже, устал человек. Теряет контакт с реальностью. Сейчас на носу роспуск флота, и адмирал может сгоряча выкинуть какой–нибудь опасный номер. Понимаешь, лейтенант, у адмирала серьезные личные проблемы, ему родственники простить не могут, что он воевал, и все такое… Короче говоря, у него отсутствуют стимулы, чтобы спускаться вниз. Никому он на Земле не нужен. И адмирал все чаще говорит прилюдно, что распускать флот не стоит. Успенский хочет уберечь свой внутренний мир. А его внешняя оболочка – круизер «Пол Атридес». Вдруг адмиралу придет в голову угнать корабль или что–нибудь еще в этом роде? Ты как думаешь, это реально?»

Обескураженный Эндрю подобрал отвалившуюся челюсть. Он–то твердо знал, что Рашен может угнать не только свой корабль, но и половину флота взбунтовать. Если, конечно, дураки снизу заденут адмирала за живое своей поспешной демилитаризацией. Рашен с его психологией вольного художника был, на взгляд Эндрю, с армией совершенно несовместим. Он не служил, как другие, а старался выжать из службы максимум удовольствия. Конечно, особист с генеральскими звездами делал из мухи слона. Но Эндрю давно не видел Рашена и мог предположить, что сейчас, болтаясь на орбите без дела, адмирал начинает потихоньку звереть.

«Мы хотим оградить адмирала от неприятностей, – сказал особист. – Ты ведь не желаешь Успенскому зла, лейтенант?»

Эндрю что–то промычал в том смысле, что нет, разумеется, не желает.

«Когда ты всю жизнь бороздишь космос, а у тебя вдруг хотят отнять корабль, очень легко переступить черту и послать всех на хер, – продолжал генерал. – Но с этого пути уже нельзя повернуть назад. Можно только идти дальше. А значит – сначала угрожать оружием, потом отстреливаться, а потом… Мы очень не хотим, чтобы адмирал оступился. Как ты думаешь, это правильно?»

Эндрю только хмыкнул, потому что такой вопрос не требовал ответа.

«Самое обидное, что Успенского все предали, – вступил майор. – Адмирал Кёниг пытается его утопить, гражданские мечтают подставить, сын от него фактически отказался… И всем очень хочется, чтобы он сорвался и наделал глупостей. Нельзя сказать, будто у врагов Успенского мало оснований для того, чтобы его не любить. Ты сам знаешь, он совсем не пай–мальчик. Он такой… Русский воин. И сейчас он одинок, как никогда. И очень зол. Пришло время о нем позаботиться. Не скрою, мы это делаем без особого удовольствия. Уж наше ведомство от него натерпелось… Но умнее проявить к господину Успенскому сострадание, чем довести его до нервного срыва. Ты ведь ему друг, лейтенант. Был, во всяком случае».

«Да я… – промямлил Эндрю. – Ну конечно. Нет, разумеется… Только я надеюсь, мне не придется ничего такого… Вы понимаете?»

«Мы знаем о ваших отношениях все, – сказал майор. – Не сомневайся. И мы не шарашкина контора, а военная контрразведка. Мы не предложим тебе ничего бесчестного. Ты просто выручишь человека, попавшего в беду».

«Ага, – сказал Эндрю. – А каким образом? То есть я согласен, да, только если…»

«Вот и чудно! – обрадовался генерал. – Тогда вникай в диспозицию. Сейчас наши люди ставят на флагмане и еще на нескольких судах блокираторы, чтобы в случае чего… Ну, сам понимаешь. Заглушки на реактор и стволы управления огнем. Так что, если Успенский и захочет рыпнуться, ничего у него не выйдет. И он легко сможет пойти на попятный и сказать, что плохого и не замышлял. Понял, как все удачно для него оборачивается?»

«Наверное», – сказал Эндрю без особого энтузиазма.

«Вот именно, – кивнул генерал. – Но тут возникла проблема. Наш адмирал начинает догадываться, что его старший техник ведет двойную игру. Со дня на день Успенский этого человека спишет вниз. И будет искать замену. Ему понадобится квалифицированный технарь, которому Успенский доверяет, как себе. А это кто?»