Дэвид Джерролд - Ярость мщения

— Но?

— Никаких «но». Именно твоя искренность и преданность постоянно доставляют тебе столько несчастий. И я знаю, что хлебну с тобой горя.

— Я не просил тебя влюбляться.

— Ну и что? Я тоже не просила тебя влюбляться, однако ты влюбился. — Ее голос был печальным. — Вот к чему мы пришли.

— Ладно, не расстраивайся ты так. Я слышал, что, когда два человека влюбляются друг в друга, получается очень радостная штука.

— О да. Я просто забыла. — Она улыбнулась. — Хочешь, еще потрахаемся?

Я не мог удержаться от смеха, — Я люблю тебя и соглашусь со всем, что придет тебе в голову.

— Неужели? Могу я дать волю рукам? Она дала им волю.

— Да?

Я опустил глаза.

— Я обдумываю ответ.

Она проследила за моим взглядом.

— Мне нравится твой ответ.

— М-м, нравится?

— Я склоняюсь к этому.

— Ну, тогда я склонен поторопить события… Телефон прервал наш смех. Мы дружно выругались: — Дерьмо!

— Подожди минуту, — сказала Лиз. — Попробую дотянуться до него…

— Я буду двигаться с тобой.

— Не думаю, что у нас получится.

— Получится. Двигай свою…

— О черт. Ладно, мы пытались… — Она откатилась от меня и схватила с ночного столика телефон. — Тирелли слушает.

Ее лицо затуманилось.

— Повторите… Зачем? — спросила она с досадой. — Ладно, я буду здесь. Да, возможно, всю ночь. Спасибо. — Она выключила телефон.

— Кто это был?

— Диспетчерская. — Она не прижалась ко мне снова. Я убрал руку с ее плеча. Она вдруг стала маленькой и грустной. Вздохнув, она сказала: — Они разозлились. Я отключила свой бипер, а меня искали. — Она легла лицом ко мне, но ее глаза были где-то далеко. Она потерла нос. — Они приказали, чтобы я оставалась здесь, но не объяснили зачем.

Я ничего не ответил, просто ждал. Здесь было что-то еще.

Она похлопала меня по спине.

— Думаю, я могу. Давай? — Ее голос помягчел. — Мне кажется, мы можем что-нибудь придумать, правда?

— Как насчет того, чтобы я просто обнял тебя?

— Хорошо бы.

Мы замолчали. Все остальное было не важно. Это могло и подождать.

У нее была гладчайшая кожа.

Прикасаться к ней — наслаждение.

Я почувствовал себя юношей по имени О'Квинн, которого очень тревожило, есть ли отверстие в коже…

Спустя некоторое время я снова рассмеялся.

Лиз приподнялась на локте, другой рукой убирая волосы с лица.

— Что?

— Лимерики.

— Лимерики?

— Ага, лимерики.

Она недоуменно моргнула.

— Мне говорили, Джим, что ты ненормальный, но…

— Все правильно. Я ненормальный. Полностью затраханный. Я слышу голоса и галлюцинирую с тех пор, как три года назад на меня упал червь.

— Но тогда все сошли с ума. Это нормально, а потому не может служить оправданием. Почему лимерики?

— Сам не знаю. Я просто думаю лимериками. Она схватила мою руку и заломила назад пальцы.

— Почему сейчас?

— Ой! Хорошо, хорошо. Я вспомнил тот, что сочинил о тебе.

— Ты сочинил обо мне лимерик?

Я пожал плечами, испытывая нечто вроде смущения. — Да.

— До сих пор еще никто не посвящал мне стихи. — Лиз нагнулась и поцеловала меня.

— Мне кажется, что сначала ты должна послушать, а уж потом благодарить.

— Здравая мысль… — Ее глаза затуманились. Она подозрительно нахмурилась. — Что ж, давай послушаем твой лимерик.

— Ладно, только потом не говори, что я тебя не предупреждал.

Она снова заломила мне пальцы. Я зачастил:

— Почему на карнизе? — удивилась Лиз.

— Я не объясняю — просто сочиняю. Она хмыкнула.

— Почитай еще.

— Ладно.

Я прочитал о Чаке, который утку любил — такой был чудак, жареную и отварную, а больше всего заливную — и слезть с нее не мог никак.

Лиз посмотрела на меня пустым взглядом.

— Я не поняла.

— Ну, слезть с утки. Понимаешь, как в той шутке: «Ты можешь отпустить медведя?» — Ну?

— «Могу. Только он меня не отпускает».

— О. Это мило.

— Мило? — Я вздохнул. — Хорошо. Тогда попробуем другое: «А без утки кончал он в кулак».

Она изобразила ужас.

— «И однажды собрал он аншлаг».

— М-м. — Она помахала рукой, показывая сомнительность последнего варианта.

— Ладно, еще одна попытка: «Приправлял ее гарниром, еще теплым — из сортира, а майонез он делал…» В этот момент снова запикал телефон.

Лицо Лиз застыло.

Она потянулась и с испугом взяла аппарат.

— Тирелли.

Несколько секунд она внимательно слушала, потом лицо ее посерело.

— Она сделала это? Когда? — Лиз быстро села и включила свет, Я вопросительно посмотрел на нее. Она сделала знак, чтобы я молчал, и продолжала напряженно слушать. Лицо ее все мрачнело.

— Прямо сейчас? Неужели нельзя было предупредить заранее? О, даже так? У меня есть время принять душ?

Я не стал ждать. Скатился с кровати, прошлепал в ванную и встал под горячий, как кипяток, душ. Когда я вошел обратно в комнату, она говорила по телефону: — Он уже выехал? Хорошо, я встречу его внизу. Лиз положила трубку.

— Кого встретишь?

— Моего шофера. Собери мою одежду… — Она уже шла в ванную.

— Новую форму?

— Нет, комбинезон. У меня ночью вылет.

— Что происходит? — Я последовал за ней, надел на руку варежку и стад тереть ей спину — и ниже.

— Перестань, я спешу.

— Спешишь — куда?

— Я не могу сказать. — Она потянулась. — Увидишь по телевизору.

— Увижу — что?

— Десять минут назад указом президента столица официально перенесена на Гавайи.

— И ты везешь туда президента?

— О нет, у нее свой пилот, и они уже десять минут как в воздухе. Мне не сообщали приказ, пока корабль номер один Военно-воздушных сил не поднялся в воздух. — Лиз уже вышла из ванной и вытиралась полотенцем. — Сюда едет мой шофер. Вертушка заправлена и ждет.

— Кого ты повезешь?

Она не ответила. Просто покачала головой и прошла мимо.

Я последовал за ней в спальню и стал смотреть, как она одевается. Она быстро натянула комбинезон.

— Что происходит. Лиз?

Она выпрямилась и застегнула молнию. Когда она повернулась ко мне, ее лицо было пепельным. Неожиданно Лиз прижалась ко мне, она дрожала.

— Я не имею права говорить…

— Что?

— Тот болван, что звонил! В этом проклятом городе нет никаких секретов! Он сказал: «Не вздумайте сказать маленькому мальчику, с которым сейчас спите, куда ушла мамочка!»

— Я не маленький.

— Знаю. — Она шмыгнула носом и покрепче прижалась ко мне. — Ты правда любишь меня?

— Да, правда. — Я обнял ее так же крепко, как она меня. — Больше, чем кого-либо когда-либо.

Я зарылся лицом в ее волосы. Я любил ее запах. Так мы стояли долго.