Осенние визиты

- Заходи, сука.

Карамазов засмеялся, входя. На каждую хитрую гайку есть свой болт...

Дверь открыли сразу, он даже позвонить не успел. Харинский охранник стоял с

пистолетом в руках, целясь от пояса ему в живот.

- Я без оружия, - сказал Илья, входя.

Охранник отступил, выдерживая дистанцию. Так, под дулом, Илья и прошел в

гостинную. Харин стоял у окна, явно выискивая среди детей во дворе своего

сына. Повернулся, смерил Илью злым взглядом.

- Что творишь, Корректор?

- О чем ты?

- Метро! Там использовали "Кедр"!

- Хороший автомат, - признал Илья.

- Депутат - это тоже ты?

Карамазов кивнул.

- Н-да. "Акела промахнулся", - Харин забарабанил пальцами по стеклу. - Надо

было мне, идиоту, понять - если ты просишь не обычный "ПМ", значит задумал

что-то... грандиозное.

- Я и в метро промахнулся, - признал Илья, покосился на охранника - у того

дернулась щека, и уселся в кресло. - Харин, я и не думал, что у тебя такой

прекрасный вкус. Чья мебель?

- Голландия... Корректор, у меня к тебе одно-единственное предложение.

Проваливать к дьяволу. Учти, завтра я буду уже не здесь.

- Харин, успокойся. Мы и в Женеве будем соседями, если на то пошло. Три

километра по берегу озера, будем на чаек ходить друг к другу.

- С-скотина, - Харин дернулся как от удара. - Психопат. Убирайся.

- Хоть бы с женой познакомил.

- Она у себя в комнате, и выходить не будет. Нечего ей видеть твое лицо.

- Логично. Мне нужны патроны, Харин. Потом я уйду.

- У меня не оружейная лавка, должен понимать. Ты заказываешь, я достаю. Здесь

ничего не мелькает.

- Тогда скажи, где достать. Дай мне всю цепочку. Или задержись сам на денек.

- Илья, ты переходишь грань.

- Вчера вечером перешел. Харин, давай по-хорошему.

- По-хорошему уже не получится, - Харин быстро посмотрел на охранника.

Карамазов завалился на бок, опрокидывая массивное кресло, заслоняясь им, и два

выстрела завязли в дереве. В следующее мгновение он уже был перед охранником.

Отбил руку с пистолетом, вывернул в потолок - выстрел разнес хрустальную

люстру звенящим водопадом осколков. Охранник выпустил пистолет, оттолкнул, тот

полетел на пол - видимо, понял, что не удержит оружие. Ударил Илью коленом в

пах. Тот не почувствовал боли. Сила была в нем, сила была вокруг, невидимый

щит, смертоносный меч. Он зажал шею охранника, скользнул вбок, выворачивая

руку, заглянул в раскрывшиеся от боли зрачки и поймал на их дне одобрительную

улыбку тьмы.

Хрустнули позвонки, и тело обмякло, превратилось в тяжелый манекен, куклу из

мокрой ваты. Илья выпустил охранника, нагнулся, подбирая пистолет. Посмотрел

на Харина. Тот замер, окаменел, лишь пальцы нервной дробью стучали по стеклу.

- Я достану патроны, Корректор...

- Нет, Харин, - Илья нагнулся, ощупал запястье охранника. Пульса не было. А

это что? Ведь обещал сыну подарок сделать... Нигде нет правды. Илья расстегнул

браслет своих часов, стянул их с мертвой руки. - Ты отдашь мне поставщиков.

- Корректор, я тебе много раз помогал...

- Это будет последний. Извини.

- Корректор... - Харин облизнул губы. - Жену не трогай. Она ничего не видела.

Тебе не стоит ее опасаться.

Карамазов пожал плечами.

- Имена, Харин. Все имена.

8.

Визирь умел париться. Для человека восточной национальности он делал это даже

подчеркнуто вкусно. Шедченко он обрабатывал вениками с таким азартом, словно

это и было его подлинное призвание.

- Сейчас дубовыми пройдусь, - приложив его последний раз, сообщил он. -

Терпишь, полковник?

Лежащий на полке Шедченко пробурчал что-то неразборчивое.

- Ладно. Перерыв... - Визирь присел, похлопал себя по волосатой груди. - Коля,

мог ты подумать, когда улетал из Киева, что через пару дней российский депутат

узбекского происхождения станет тебе задницу веничком полировать?

- Знаешь, Рашид, лучше бы я в Киеве в баню сходил.

Визирь засмеялся.

- Кто ж спорит. Все перемены в мире - к худшему. Тут и сомнений никаких нет.

Но в критической ситуации ты сделал лучший выбор, поверь.

- Чему учили... - Шедченко поднялся, перелез на полку повыше. - Рашид, не

думай, что я тебя хоть немного идеализирую. Ты продажен, как и все остальные.

На твоей совести много чего лежит.

- Честный ты человек... - Визирь потер щеки. - О, сейчас третий пот пойдет...

- Рашид, почему ты убил своего прототипа?

Визирь вздохнул.

- Власть не делят, дорогой. Сила лишь растет, знания умножаются, но Власть -

не делят на двоих. Слабейший должен был уйти. Он ушел.

- Тебе не жалко его, Рашид? Ведь он - это ты.

- Вот именно. Рашид Хайретдинов продолжен во мне. Его мечты - мои. Я люблю его

детей и забочусь о его жене. Никто и никогда не увидит отличий.

- Ты веришь в Бога?

- Ну, прямо интервью... - Хайретдинов завозил по телу ладонями, словно помогая

порам открыться. - Рашид - верил. Я нет. Понимаешь, Коля, когда живешь в сотый

раз, то трудно принять постулаты религий. Христос... он был славный парень. Я

ему симпатизировал, и не моя вина, все же, что так вышло. Как он нас всех...

Хайретдинов засмеялся.

- Нет, это было прекрасно. Обратить свое поражение в победу... Преклоняюсь.

Это была великолепная победа, чистейшая... - он покосился на Шедченко: -

Только вот больше у него прийти не получается. Когда люди хотели добра и

милосердия, когда не было никаких оснований - он вспыхнул. А теперь... у того,

что мы назовем Светом, просто не получается вступить в игру вновь. Нет

оснований. Нет прототипов. Зато для Тьмы кандидаты находились всегда.

Он встал.

- Все, пошли остывать...

- Рашид, - Шедченко положил руку ему на плечо. - Ты-то сам себя кем считаешь?

К чему ты ближе?

Визирь прищурился.

- Ты ведь правды хочешь, Коля?

- Если ты можешь ее сказать.

- Толпой бандитов и скотов управлять невозможно. Людьми, которые считают себя

счастливыми, управлять проще, чем доведенными до отчаяния. Вот и вся моя

мораль.

Шедченко кивнул и они вышли из парной.

Нет, они больше не казались сестрами-близнецами. Просто сестры. Одна старшая,

красивая, уверенная, заставляющая людей провожать ее взглядами. Другая

растерянная, напуганная, словно ребенок хватающаяся за ее руку.

Они сели в такси, и Анна, поймав быстрые взгляды водителя, вздрогнула. Как он

может так смотреть... как смеет так откровенно желать.

Конечно, Марию грязь его взглядов не заденет. И все же, как неприятно. Анна

прижалась к ее плечу, и сразу стало легче. Мария легонько погладила ее по

щеке. Как хорошо...

Водитель перестал оглядываться. Небось, подумал какую-то гадость. Ничего,

ничего, когда свет ее воссияет над миром - он тоже поймет. Еще будет

гордиться, что вез их.