Филип Дик - Человек из Высокого Замка

Слушая это, Тагоми почувствовал себя паршиво.

— Бальдур фон Ширах. Бывший шеф Гитлерюгенда. Считается идеалистом. Во внеслужебных отношениях не лишен обаяния. Однако его нельзя назвать достаточно опытным и компетентным. Искренне верит в достижимость партийных целей. Отвечал за проведение осушительных работ в Средиземном море, целью которых являлось получение новых гигантских сельскохозяйственных угодий. В начале пятидесятых сдерживал проведение политики расового геноцида на славянских территориях. Обратился непосредственно к немецкому народу с идеей оставить сохранившуюся часть славянских народов в закрытых резервациях. Призывал (правда, безрезультатно) к прекращению некоторых форм эвтаназии и сворачиванию медицинских экспериментов.

Доктор Зейсс-Инкварт. Бывший глава австрийских наци, в настоящее время — ответственный за состояние колоний Рейха и проведение колониальной политики. Говорят, как никто другой, вызывает к себе ненависть во всем Рейхе. Как утверждается, инициатор большинства, если не всех, репрессий в отношении покоренных народов. Соавтор Розенберга по разработке идеологических обоснований, вызывающих большую тревогу планов стерилизации в гигантских масштабах уцелевшего русского населения. Точные данные отсутствуют, однако считается одним из ответственных за приказ о начале экспериментов над населением африканского континента и за создание условий для геноцида негритянского населения. Вероятно, по темпераменту он, как никто другой, напоминает первого фюрера, Адольфа Гитлера.

Представитель МИДа закончил сухое изложение материала.

«Я, кажется, сейчас сойду с ума, — подумал Тагоми. — Наверное, это приступ, я должен как можно быстрее выйти. Если мой организм сию минуту не очистится, я погибну». Он неуверенно встал и на ватных ногах стал пробираться к выходу. «Скорей в туалет!» Он ускорил шаги, как только мог.

Несколько человек повернулись в его сторону. Его заметили. Боже, какой позор! Ему стало плохо прямо на важнейшем совещании, — какой урон для его престижа! Тагоми почти выбежал в двери, услужливо открытые посольским работником…

Постепенно паника начала стихать. Мир вокруг перестал головокружительно вертеться, вернулась способность нормального восприятия. Пол приобрел прежнюю незыблемость, а стены — устойчивость.

Это — просто внезапное головокружение. Несомненно, какие-то отклонения в вестибулярном аппарате.

«Подкорка, таламус, — дает о себе знать древнейшая часть мозга, — подумал он. — Какое-то скоротечное органическое расстройство.

Необходимо думать только о том, что укрепляет дух. Взывать к всеобщей гармонии. К чему бы теперь обратиться? К религии? Он принялся воображать: а теперь — гавот в медленном исполнении… Оба музыканта безупречны, поистине безупречны, их игра виртуозна. Характер танца воспроизведен безукоризненно…» Он прикрыл глаза, представляя ансамбль Дойла Карта — так же реально, как тогда, во время послевоенного турне, когда он услышал их впервые-

Голое сотрудника посольства вернул Тагоми на землю:

— Глубокоуважаемому господину чем-нибудь помочь?

Тагоми поклонился:

— Благодарю вас, я чувствую себя лучше.

Открытое озабоченное лицо без тени улыбки. «А если

на самом деле все они в глубине души смеются над ним? — подумалось Тагоми. — …Зло существует. Оно реально и незыблемо, как бетонная толща.

Не могу поверить в это. Просто невозможно. Зло оказалось не просто абстрактной точкой отсчета». Он брел по холлу, прислушиваясь к уличному шуму и доносившемуся из зала голосу представителя министерства. «Вся наша религия — ложь. Что же делать?» — спрашивал он себя. Швейцар проводил его к выходу, распахнул перед ним двери, и господин Тагоми спустилсяпо ступеням на улицу… Машины на стоянке. Ожидающие водители. А вот и его автомобиль…

«Это все — часть нас самих, — неотъемлемая часть всего нашего мира. То, что вокруг нас, пронизывает наше тело, ум, сердце.

Но почему?

Подобно слепым кротам, мы на ощупь роемся в земле, весь мир осязая носом». Он чувствовал почти то же самое. И теперь не знал, куда направиться. Хотелось завыть от безысходности. Обратиться в бегство.

Господина Тагоми оставалось только пожалеть.

«Они смеются надо мной, — думал он, идя к своему автомобилю, мимо шоферов, разглядывающих его. — А папку-ТО я забыл. Оставил ее в большом зале… Глаза всех обращены к нему…» Подозвал шофера, дверца распахнулась. Он почти вполз внутрь. «Сказать, чтобы ехал в клинику? Нет, надо вернуться в бюро».

— В «Ниппон Таймс», — произнес он. — Прошу помедленнее. — И он уставился в окно: автомобили, магазины, современные высотные здания. Занятые каждый своим делом мужчины и женщины вокруг.

Прибыв в бюро, он поручил Рэмси связаться с Миссией Неметаллических Ископаемых, и попросил передать их представителю на совещании в посольстве перезвонить по возвращении.

Звонок раздался около двенадцати.

— Вы, наверное, уже заметили, что мне стало нехорошо на совещании, — сказал Тагоми. — Это, несомненно, бросилось в глаза, особенно мой поспешный уход.

— Я ничего не заметил, — ответил коллега из Миссии Неметаллических Ископаемых. — Но мне не удалось увидеться с вами после, и я подумал, что могло бы с вами случиться.

— О, вы весьма тактичны, — торопливо заметил господин Тагоми.

— Вовсе нет. Я абсолютно уверен: всех настолько захватило сообщение представителя министерства, что ни на что другое оби просто не обратили внимания. Что же касается развития событий после вашего ухода… Вы до конца дослушали список вероятных претендентов на пост?

— Мне кажется, я выслушал все, включая информацию о докторе Зейсс-Инкварте.

— Потом докладчик охарактеризовал тамошнюю экономическую ситуацию. Наше правительство считает: германские Планы обращения в рабство населения Европы и Северной Азии плюс уничтожение всех интеллектуалов — представителей местной буржуазии, патриотически настроенной молодежи и прочее, — все это с экономической точки зрения обернулось катастрофой. Немцев спасают только их потрясающие достижения в области технологии и промышленности. Так сказать, «вундерваффе» [15] Чудо-оружие (нем.). .

— О да, — согласился господин Тагоми. Сидя за бюро, он одной рукой придерживал телефонную трубку, а другой наливал в чашку горячий чай. — Это что-то вроде «Фау-1», «Фау-2» или реактивных истребителей военной поры.

— Это эквилибристика, — сказал собеседник. — Все еще как-то держится на использовании атомной энергии и на пропагандистском шоу ракетных путешествий на Марс и Венеру. Докладчик подчеркнул, что, несмотря на ошеломляющее воздействие на воображение, их экономическая ценность равна нулю.