Андрей Курков - Сказание об истинно народном контролере (География одиночного выстрела - 1)

Потом старик повернулся к далекому гостю Добрынину и сказал те же слова: "Бери холодец, не обижай Абунайку!"

Брезгливо стало на душе у народного контролера, но помня, что национальные супы и прочее надо уважать, он протянул руку к казанку и, стараясь быть аккуратнее и не очень испортить блюдо, быстренько нащупал там что-то твердое и длинненькое и, вытащив его, поднес ко рту.

Комсомолец тоже был проворен и легко вытащил из казанка свою порцию. А уже потом и хозяин балагана взял в руку вытащенный из холодца орган и поднес кружку к губам.

- Ну... - задумался вслух товарищ Кривицкий, а потом сказал: - За победу социализма в Заполярье!

Глухо стукнулись кружки. Добрынин глотнул тарасуна и автоматически сунул в рот то, что держал в руке. Орган оказался чуть жестковатым, но жевался легко. Только прожевав первый кусок, народный контролер неприятно задумался о том, что в нормальной жизни русские люди органы не едят. И как-то сама собой от этой мысли возникла в организме народного контролера тошнота, но Добрынин живо утихомирил ее и запил эти ненужные раздражающие мысли несколькими глотками тарасуна. Потом налил в кружку еще.

- Абунай-гин! - донесся окрик из-за толстой меховой двери балагана. - Уркэ бими нэлэскэн ниврэн!

- Чего это? - недовольно спросил товарищ Кривицкий.

- Абунайку поговорить зовут, - объяснил, поднимаясь, старик.

Наклонившись и приподняв толстую меховую дверь, он выскользнул из балагана.

Добрынину было очень хорошо. Тепло невиданной нежности разливалось по его ногам и рукам, и даже в голове он ощущал приятные, не объяснимые русским языком приливы чего-то услаждающего настроение. Дожевав орган, он налил себе еще тарасуна, уже не обращая внимания на также молча пьющих товарищей. Тишина, конечно, не нравилась ему. Куда приятней было бы, если б возникли вокруг родные русские звуки: лай или вой собаки, хлопанье дверей, а то и просто звук дождя. Да ведь и тут, возле самого этого балагана лежат на снегу пушистые собаки, что у них, лай другой, что ли?! Нет, один у собак лай! Вот если б они залаяли... Облизнувшись от вкусной мечтательной мысли, народный контролер зачерпнул пальцами немного оставшегося в казанке от холодца жира и запихал его в рот, добавляя маленькие приятные глотки молочной водки.

Вернулся Абунайка. Быстренько уселся на свое место и тоже взял рукою из казанка жира.

- Про что говорили? - строго спросил товарищ Кривицкий.

- А-а, спросили поджечь дом Бутуная, он с охоты еще не пришел...

- И что, разрешил? - допытывался председатель Ху-лайбы.

- Разрешил, - старик кивнул. - Абунайка добрый, Абунайка все разрешает...

- Ну спасибо... - Кривицкий поднялся. - А мне еще работать надо... Спасибо за холодец... Пойду я.

Нетвердо держась на ногах, председатель Хулайбы выбрался из балагана и потопал в своих высоких унтах по спокойному, смирно лежащему снегу.

Добрынин с комсомольцем допили вторую бутыль. Комсомолец между глотками пробурчал что-то недовольное по поводу сбора партвзносов, назвав это "собачьим делом", из чего далеко не трезвый народный контролер понял, что Цыбульнику такое поручение не нравится.

- Греться пойдем?! - вдруг спросил-предложил старик Абунайка. - Тепло будет, жарко будет...

- Куда это? - поинтересовался Добрынин.

- У огня греться! - пояснил старик.

Все трое вышли в синюю заполярную ночь. Добрынину внутри и так было тепло, и, конечно, с гораздо большим удовольствием остался бы он сидеть, а может быть, даже и лежать на буром меховом полу балагана, но, помня первый рассказ о Ленине, он не стал перечить хозяину и отвечать на его предложение отказом.

- Во-о-он! - старик показал рукою на заметное зарево за холмом. - Туда идти будем. Там тепло.

Пока шли, Добрынин, ощутил силу холода и покрепче сжимал кулаки в карманах своего оленьего кожуха.

- Холодает, - произнес Абунайка. - Будет еще холодней скоро!

- Куда еще! - недовольно буркнул комсомолец. На ходу он пошатывался, видно, трудно было пьяным ногам нести такое большое и тоже пьяное тело.

Когда обошли холм, увидели пламя большого костра и небольшие фигурки людей, стоявших рядом.

- А зачем дом сжигать?! - спросил Добрынин, стараясь шагать рядом с быстроногим стариком.

- Так надо, - отвечал на ходу Абунай. - Если рыбак или охотник домой не вернулись - надо сжигать дом, чтобы злые духи там не поселились... Если поселятся - то потом перейдут и в другие дома жить, и много беды будет.

Ошарашенный объяснением, Добрынин на мгновение замедлил шаг, подождал шедшего позади комсомольца и спросил его:

- А что, здесь вправду злые духи есть? Цыбульник посмотрел на народного контролера затуманенным молочным взглядом.

- Немного, но есть... - с трудом выговорил он. У горящего чума стояли местные жители в красивых отороченных разными украшениями оленьих шубейках. Увидев Абуная, они посторонились.

Старик подошел к самому пламени, поклонился огню низко, почти до самого снега. Потом запричитал заунывно на своем языке. Тут же и остальные местные жители поклонились огню.

- Чего это они? - спросил Добрынин у стоявшего рядом комсомольца.

- Дикие обычаи, - сказал Цыбульник. - Скоро танцевать начнут!

- А если хозяин дома вернется, где жить будет?! - снова спросил народный контролер.

Комсомолец пожал плечами.

Пламя разгоралось сильнее, а старик Абунайка все завывал и завывал на своем языке, размахивая руками и время от времени кружась, как заводной волчок.

- Я назад пойду, а то холодно, - проговорил комсомолец.

- Куда назад?! - спросил его Павел.

- В балаган, у старика заночуем сегодня... со мной пойдешь?!

Добрынин подумал и решил остаться и посмотреть на местные обычаи.

- Ну как хочешь, - произнес напоследок Цыбульник.

Добрынин подошел поближе к огню, только остановился он чуть в стороне, чтобы не мешать Абунайке, который теперь выкрикивал какие-то звуки, поворачиваясь то к огню, то к слушавшим его местным жителям.

И вдруг народный контролер почувствовал, как кто-то толкает его в спину, и обернулся, ощущая в своем теле дрожь: то ли от испуга, то ли от холода.

Сзади стоял уже знакомый Добрынину местный житель, который совсем недавно предлагал народному контролеру обменять котомку на соболя.

- Сначала привет твоему гладкому лицу и твоей мудрости, потом разговор, произнес местный житель, заглядывая в глаза народному контролеру.

- Привет, - оторопело ответил на странную фразу Добрынин.

- Русский человек вчера приехал? - спросил местный житель. - А я здесь давно живу и много знаю. Зовут меня Ваплахом...

Когда местный житель назвался, припомнилось Добрынину, как называл этого парня комсомолец, и призадумался он, не услыша в этот раз в нерусском имени ничего ругательного. А ведь Цыбульник имя по-другому произносил...