Андрей Курков - Сказание об истинно народном контролере (География одиночного выстрела - 1)

Под снегом оказался лед, и был он довольно прозрачен - можно было смотреть сквозь него вниз, наверное, на целый метр.

- А палочка? - спросил Добрынин. - Для измерения? Полторанин поискал взглядом упомянутую мерную палочку и, найдя, показал народному контролеру. До мерной палочки было еще шагов сорок.

- Мне назад надо! - сказал радист. - Работа срочная, надо быть готовым к связи с Якутском!

- Ну иди, - кивнул Добрынин. - Я сам дойду да и вернусь без труда, дорогу запомнил.

- Ну счастливо! - сказал Полторанин и потопал назад к городу Хулайбе.

А Добрынин неспеша пошел к видневшейся красно-белой мерной палочке. Думал на ходу о том, что наконец-то стал он для Родины полезным и начал исполнять свои настоящие обязанности. И воображал он себе блестящий, как настоящее стекло, дворец культуры, который возвысится над остальными строениями города Хулайбы и привлечет своей ледяной красотой взоры больших и малых народов этого холодно-таинственного края, и смогут все эти народы, придя во дворец, разместиться в нем свободно и чувствовать себя уютно, в одной дружной семье, а в центре дворца будет стоять и обогревать всех огромная печка-буржуйка размером с дом председателя Хулайбы, и дрова для нее, обязательно березовые, будут привозить на специальном самолете из самой Москвы. И когда-нибудь он, Павел Александрович Добрынин, залетит на этом самолете специально на денек, чтобы зайти во дворец, поздороваться с народами и рассказать им, что когда дворца еще не было и ни один его кирпич не был вырезан из речного льда - он, народный контролер Советского Союза, самолично проверял толщину льда, с тем чтобы принять решение о начале великой северной стройки.

- Э-э-эй! - донесся вдруг до слуха Добрынина негромкий, но протяжный крик.

Добрынин остановился, посмотрел туда, откуда кричали, и увидел совсем рядом, шагах в двадцати от него, сидящего на снегу Ваплаха, одетого в совершенно белую и очень длинную оленью доху. Если б не загорелое до коричневости, как у всех местных жителей, лицо, не различил бы Добрынин его на фоне снега.

- Ну чего тебе? - спросил он урку-емца.

Ваплах посмотрел в ту сторону, куда ушел радист, и, не увидев его, поднялся на ноги и приблизился к контролеру.

- Сначала привет твоему гладкому лицу и твоей мудрости, потом разговор... - произнес Ваплах.

- Привет! - ответил Добрынин. - Ну, какой разговор? Говори, только побыстрее - я на работе.

- Русский человек Добрынин пусть не идет к палке, - сказал очень тихо, почти шепотом урку-емец. - Беда будет! Я видел: русский радист ведет русского человека Добрынина к реке, и я пошел, потому что думал - не пойду - обязательно беда будет!

- Какая беда? - Добрынин озадаченно посмотрел на Ваплаха. - Что за беда?

- Зачем говорить? - ответил на это Ваплах. - Народ - урку-емец лучше покажет русскому человеку Добрынину...

И Ваплах, вцепившись в рукав добрынинского кожуха, повел народного контролера за собою, ступая впереди осторожно и выдерживая короткие паузы перед каждым новым шагом.

Нехорошее предчувствие заставило Добрынина полностью довериться урку-емцу, и он шел за ним, слушая, как негромко потрескивает под их ногами лед, и думая о том, что, должно быть, еще рановато вырезать кирпичи из замерзшей реки, ведь если лед потрескивает, значит он еще недостаточно глубокий и толщина его невелика.

- Вот! - остановившись, выдохнул урку-емец. - Теперь я покажу русскому человеку Добрынину...

И, наклонившись, Ваплах провел рукой по льду, очищая его от легкой наснежи. Перед глазами урку-емца и Добрынина открылась полоска прозрачного льда, и там, внизу, на непонятной из-за оптического обмана глубине что-то засинело.

- Ваплах сейчас покажет... - урку-емец пополз на четвереньках дальше, сгребая со льда снежок.

Добрынин присел на корточки и внимательно смотрел вниз: прямо под ним во льду в странной летящей позе полулежал какой-то человек в синих брюках и темной кожаной куртке, а рядом, отдельно от человека и, казалось, ближе к поверхности льда также "завис" желтый канцелярский портфель.

- Кто это? - вырвалось у Добрынина, и он вдруг почувствовал, как по его коже прокатилась волна ужаса. Внезапно он понял, что человек, вмерзший в лед, конечно же, мертвый, и смерть его была ужасна и неожиданна, раз шел он куда-то с портфелем.

- Ваплах видел этого русского человека в Хулайбе. Он к русскому человеку Кривицкому приходил, а потом его послали толщину льда мерять... Ваплах еще покажет!

И, отползя чуть в сторону, урку-емец расчистил еще один кусочек ледяной поверхности, и подошедший туда Добрынин увидел еще одного вмерзшего в лед человека. Этот человек лежал лицом кверху, и был он почему-то без шапки, хотя и в таком же оленьем кожухе. Растрепанные рыжие волосы стояли на его голове невообразимым веером, а лицо его, покрытое веснушками; видимыми даже через лед, застыло с каким-то просящим выражением.

- И этого Ваплах в Хулайбе видел, - проговорил урку-емец.

У Добрынина сперло дыхание, а на глазах- непроизвольно выступили слезы, и сразу же глаза заболели, защемили, по-видимому из-за того, что выступившие слезы сразу замерзли и теперь царапались.

- Русский человек Кривицкий их сюда умереть послал... - произнес грустным голосом Ваплах. - Они с русским человеком Кривицким ругались чуть-чуть.

Страшная догадка поразила Добрынина, пока смотрел он на двух вмерзших в лед мужчин: неужели и его ждала такая же смерть? Неужели коммунист Кривицкий почему-то захотел его убить?

- Русскому человеку Добрынину нельзя в Хулайбу возвращаться...- проговорил Ваплах и уважительно заглянул в глаза народному контролеру.

- А куда же мне? - растерянно, по-настоящему испугавшись за свою жизнь, спросил Добрынин.

- У Ваплаха совсем недалеко хороший чум есть с печкой... тепло будет, еда будет...

Отведя взгляд от вмерзших в лед людей, Добрвшин попытался взять себя в руки и все серьезно обдумать, но никакие мысли почему-то в голову не приходили. А страх, забравшийся в душу, не отпускал народного контролера. Так и сидел он, упершись горестным взглядом в ничего не значащий снег, лишь бы не видеть всего ужаса открывавшейся под ним во льду картины.

- Пусть русский человек Добрынин со мной пойдет, - позвал урку-емец, подойдя и остановившись над народным контролером.

- Нет, - проговорил Добрынин и, сжав кулаки, стал - наполняться внутренней злобою, которая как бы вытесняла, прогоняла куда-то прочь ощущение страха и безысходности. - Надо разобраться... - медленно, но уже другим, более решительным голосом произнес Павел. - Надо это проверить, почему они погибли... и из-за чего.

Стащив с плеча котомку, Добрынин вынул из нее топор и с размаху всадил им прямо по льду над головой человека с желтым портфелем.