Александр Громов - Человек отовсюду

– Ты тоже веришь? – спросил я.

– Верю, потому что знаю: устроить каждому из нас персональный рай ореолитам нетрудно. Это сущий пустяк по сравнению с тем, что они вытворяют в Ореоле, и бесконечно малая величина по сравнению с созданием самого Ореола! Вот там была работенка!.. И не морочь мне голову, ты тоже веришь в свой рай! Выпей-ка лучше и отбрось сомнения!

Выпить-то я выпил, но мои сомнения остались при мне. Нет, в бесполезности бунта мусорщиков Вилли меня убедил, да я и сам затеял этот разговор без далеко идущих намерений. Психология, однако, брала свое. Проклятая человеческая психология! Все-таки быть мусорщиком Ореола и иметь какие угодно мозги, кроме бараньих, было непросто.

– Свинья ты неблагодарная, – добавил Вилли, прихлебывая глисс, как чай. – Тебе оказали доверие и высокую, можно сказать, честь, а ты какие разговоры ведешь?

– А я не о революции говорил.

– А о чем? О создании профсоюза мусорщиков, что ли? Уже очень весело.

– Я чисто теоретически…

– Дохлая это теория. И чтобы я от тебя крамолы больше не слышал! Уловил?

Я уловил вполне. В конце концов, мы находились в корабле, и он мог выдать нас куратору. Для него-то и предназначался этот разговор. Был бы я стопроцентно лоялен, не имел бы никаких сомнений, служил бы Ореолу как собачонка, – поверил бы я сам себе? Ни в коем случае. И куратор не поверил бы мне. Сомнения, размышления, наивное фрондерство, затем осознание своего места – нормальные стадии превращения неофита в добросовестного сотрудника. В некоторых структурах думают иначе, но там-то как раз больше всего ренегатов. Словом, я знал, что говорить, и догадывался, что Вилли видит мою игру насквозь.

Больше я к этой теме не возвращался.

– Тебе нужен отпуск, – сказал мне Вилли вскоре после того достопамятного разговора. – Поживи-ка несколько недель на Тверди, навести родных и друзей. Ты что-то заскучал, я вижу.

– А работа? – спросил я.

– Не волк. Мало сейчас работы, я и один прекрасно справлюсь.

– Сопьешься ты, а не справишься, – проворчал я.

– Не сопьюсь, – махнул рукой Вилли, – корабль не даст. А тебе нужен отдых, я вижу. И не спорь. Всякому новичку спустя какое-то время нужен отдых – просто для пользы дела. Потом я заберу тебя.

– Потом – это когда?

– Когда тебе надоест отдыхать, я сам тебя найду. Постажируешься еще какое-то время, а там, глядишь, получишь свой корабль – и прости-прощай. Вряд ли мы потом с тобой увидимся.

С его слов я знал, что встреча двух мусорщиков – большая редкость и происходит чаще всего по случайности. Похоже на правду: за год мы не встретились ни с одним нашим коллегой. Не было ни совместных операций, ни общих вызовов в Ореол.

– Когда мы летим на Твердь? – спросил я.

– Мы уже на месте. Через пять минут ты будешь дома.

– Постой, погоди, дай опомниться…

Добродушный фермер, везущий в Степнянск полную телегу овощей, подбросил меня до городской окраины, но потребовал плату. Фермер был совершенно патриархального вида, и трактор его дышал на ладан, и телега с присохшим к колесам навозом исколесила очень много дрянных дорог, словом, на первый взгляд ничего не изменилось на моей Тверди, если не считать требования денег. Люди эволюционировали быстрее техники. Во времена моего детства и юности никому бы и в голову не пришло наживаться на пустяковых услугах – мелочно-жадного хмыря соседи подвергли бы бойкоту. Мы были бедны и сознавали это, но знали также и то, что в наших невзгодах виновна метрополия, а не свой брат-твердианин.

Наивно? Еще как. Но до чего же здорово!

– Счастливо добраться! – напутствовал меня скопидом.

– Счастливо разбогатеть, – ответил ему я. Он заулыбался, не уловив иронии.

До центра города я добрался пешком. Степнянск – не Новый Пекин, его можно пройти из конца в конец за какой-нибудь час, а если быстрым шагом, то и за полчаса. Помнится, нашей темпированной боевой группе понадобилось всего несколько минут, чтобы домчаться от окраины до центральной площади, вдобавок отстреливая по пути земных десантников и местных полицейских. Еще тогда я удивлялся, как, оказывается, мал наш городок! А он и вправду мал, хотя уступает только Новому Пекину. Зато насколько уступает! Вернувшись на Твердь с Марции, я был поражен размахом строительства в столице. Откуда что взялось? Ответ я нашел сейчас: из провинции. Хм, если это продолжится, то очень скоро мои соотечественники возненавидят столичных жителей точно так же, как мы когда-то ненавидели землян…

Почему бы и нет? Надо же людям кого-то ненавидеть, не всех же любить. Сегодня ненавидят тех, завтра этих. Кто затруднится с выбором объекта ненависти, тому подскажут. Местные кукловоды кое-чему научились, и только куклы ничему не учатся и учиться не умеют. Придет время – опять начнут лить свою и чужую кровь, причем из самых высоких побуждений, и опять, конечно, останутся в дураках!

Так было, так будет. Я даже полагал крамольно, что в том и состоит счастье – нет, не отдельного человека, конечно, а всего человечества. Мол, упоенно повторяя старые ошибки, по крайней мере не наделаешь новых, куда более серьезных, а то и фатальных… Может быть. Но теперь появился Ореол, и это изменило всю картину. Как ни крути, а выходило, что человечество Ореолу все-таки необходимо или, по меньшей мере, желательно. Пусть всего-навсего как мусорный бак. Обидно? Возможно. А только мусорный бак – вещь полезнейшая, попробуйте-ка обойтись без него!

А это значит, что Ореол при всем его высокомерии и презрении к человечеству, возможно, не допустит нашего самоуничтожения. И «темпо» он уничтожил для нашего же блага, хотя для этого пришлось стерилизовать целую планету. Можно пойти в рассуждениях еще дальше и предположить, что человечество необходимо Ореолу еще и в качестве страховки – ну, например, от вырождения. Как резерв. Не зря же одна из задач мусорщиков – доставлять в Ореол избранных, вроде Франсуазы Барбош!

И что же получается? А получается подобие гармонии: некая группа людей совершила колоссальный рывок вперед, но и остальным грех жаловаться. Они нужны. За ними даже приглядывают с благой целью, а на уподобление мусору можно не обижаться – это ведь только слова…

Светило настоящее твердианское солнце, было тепло совершенно по-твердиански, я чувствовал себя дома, и мысли лезли в голову самые приятные. О чем это я сейчас подумал? О гармонии мира, кажется? Не знал, что я такой остряк.

В бывшей маминой квартире жили другие люди. Я навел справки в мэрии – оказалось, что мама теперь снимала квартирку на окраине. Пришлось снова топать пешком через полгорода. Можно было взять наемную колымагу, но я предпочел пеший моцион. Не люблю, когда машина дребезжит, будто собирается развалиться на части, и плюется маслом во все стороны. Вдобавок я еще не насмотрелся на город моего детства.