Александр Громов - Человек отовсюду

– Ого! – сказал я уважительно. – Ты многое успел.

– Кто на многое замахивается, многое и успевает, – проворчал Вилли. – Короче. Наверху понимают, что возвращаться на Твердь тебе сейчас нельзя. Даже в новой личине. Наверху дали «добро» на иное. Итак, что тебе известно о Прокне?

Я немного покопался в памяти.

– Землеподобная планета возле стабильной звезды. Начало колонизации… э-э… не помню точно, что-то около трехсот лет назад. Атмосфера азотно-кислородно-аммиачная, необходима натурализация. Поселения сосредоточены преимущественно на одном гигантском материке. Он разделен в широтном направлении системой горных хребтов… э-э… с вершинами до пятнадцати тысяч метров высотой. В пределах хребта и примыкающих нагорий – сейсмическая и вулканическая активность. Остальная территория – преимущественно равнины. К северу от хребта – холодные степи, тундры. К югу – заболоченные леса с высокой биоактивностью. Есть пустыни берегового типа. Везде повышенный радиационный фон. В фауне доминируют короткоживущие формы, из-за чего темпы эволюции аномально высоки. Имеется единственный в своем роде феномен эволюции человека в форму, пригодную для жизни в местных условиях. Дикари какие-то… Э-э… Экономика изначально была задумана как чисто сырьевая… что и неудивительно. Однако развита металлургия. На шельфе ведется нефтедобыча для местных нужд. Экспорт: рений и в меньшей степени редкоземельные элементы. Месторождения полезных ископаемых разбросаны по всему материку. Э-э…

– Дельно, – похвалил Вилли. – А как насчет политической системы?

– На Прокне не возникло единого государства, сформировавшегося на базе бывшей колониальной администрации, – продолжал я выковыривать из памяти сведения. – С одной стороны, это было обусловлено географическим разделением материка на две сравнительно обособленные части, с другой – большой разбросанностью месторождений. В итоге образовалось более двух десятков территорий, каждая со своей политической системой. Были войны. Сейчас – неустойчивый мир. Имеются чисто колониальные, полуколониальные и реально независимые территории со статусами доминионов и протекторатов. Формы правления варьируются от демократии до наследственной диктатуры. Недавно стараниями Земли появилась Международная зона – единственная, где имеются Врата. Остальные предпочитают возить людей и грузы при помощи космических кораблей… Бр-р!.. Варварство какое-то…

– Может, и не варварство, – возразил Вилли. – Рений дорог, он дороже вашего твердианского скандия, так что расходы на транспортировку относительно не так уж велики, а уж если имеются амбиции насчет суверенности… Да кому я это говорю!

Он ехидно ухмыльнулся, но подкалывать меня дальше не стал.

– Что ты знаешь о государстве с названием Новый Сальвадор?

– Только название, – признался я.

– А о государстве с названием Преисподняя?

– Вообще ничего.

– Это одно и то же, – сказал Вилли. – Новый Сальвадор – официальное и исторически первое название, а Преисподняя – неофициальное. Хотя в последнее время эту территорию иной раз называют Преисподней и в официальных документах… Короче. Возьмешь менторедуктор, изучишь материалы. Учти, там тебе работать.

– В качестве кого? – спросил я.

Вилли пропустил вопрос мимо ушей.

– Менторедуктор там, – показал он. – Приступай.

Как обычно, после сеанса обучения – точнее, насильственного впихивания в мозг информации – голова тупо ныла и плохо соображала. Я вырастил большой бокал ягодного сока и ушел в спальню – валяться на кровати, пить сок и ждать просветления. Оно не наступало довольно долго, из чего я вполне обоснованно заключил, что объем впихнутых в меня сведений был колоссален. Еще я без энтузиазма подумал о том, что теоретически у меня по-прежнему сохраняются шансы стать шизофреником, перетрудив серое вещество. Несварение мозгов – так это можно назвать. Почему у желудка бывает несварение, а у мозгов нет?

И у них бывает.

Временами я впадал не то в легкий сон, не то просто в какое-то забытье. Сопротивляться не следовало. Положись на естественное резервирование твоих нейронных цепей и ни о чем не думай – таково первое правило тех, кто злоупотребляет менторедуктором. Если что-то перегорит в мозгу, то в нем же и найдется замена. А если не найдется, ты все равно уже ничего не сможешь сделать, тем и утешься. Вилли не мешал мне приходить в себя, за что я был ему только признателен. Я не знал, чем он занимается в «гостиной». Пьет? Работает? Если работает, то над чем? Мне было все равно. Я не знал, болтаемся ли мы по-прежнему на околотвердианской орбите или уже находимся на другом конце Галактики. Меня это совершенно не интересовало. Разве интересует еда того, кто объелся?

Внезапно я понял, что кое-что знаю о Преисподней. Это была довольно значительная по размерам территория со статусом частично самоуправляемой колонии. Почему Вилли назвал ее государством? Находилась она к югу от системы широтных хребтов в низменной части материка среди влажных лесов и болот. Выхода к океану не имела. Граничила с четырьмя суверенными территориями, однако границы, проходящие по лесам и болотам, были в значительной мере условными. Дороги практически отсутствовали, транспорт – водный и воздушный. Несколько шахт. Несколько малых горнообогатительных комбинатов. Несколько поселков, крупнейший из которых выполнял функции столицы. Один маленький космодром для грузовых шаттлов…

Тут меня начало клонить в сон с такой силой, что я и впрямь уснул, а проснувшись, с удовлетворением понял, что знаю о Преисподней намного больше, чем до сна.

Преисподняя не зря была так названа. Какой там, к шуту, Новый Сальвадор! Я имел некоторое понятие о земной сельве и считал, что она в целом напоминает твердианские джунгли, где человек в принципе способен выжить, – но то, что росло, кишело и шевелилось поверх рудных месторождений Преисподней, повергло меня в ступор. Оно тоже именовалось сельвой, и это было все равно что назвать штык булавкой. Разве земная сельва дышит , подчиняясь своим собственным приливам и отливам, не связанным с обращением вокруг планеты ее маленьких лун? Разве способна она поглотить всего за несколько дней любой построенный людьми объект? Сельва Прокны была на это способна на всем колоссальном протяжении, и все же только один ее район люди назвали Преисподней.

И не зря.

Такой плотности жизни я нигде не видел и не подозревал, что природа на это способна. Чего стоили одни растения – ползающие, карабкающиеся из болотной грязи на зыбкие берега, смертельно опасные и зачастую плотоядные! Животный мир также не сулил человеку ничего хорошего. Горячая живая грязь – субстанция из минеральных частиц, болотного гнилья и тысяч видов микроорганизмов – была способна к самостоятельному передвижению и порой вела себя как громадное, неповоротливое, очень тупое, но все же единое животное. Притом снабженное прекрасным аппетитом. В ней сновали твари, которых живая грязь не могла переварить. Они сами питались грязью, когда не было иной добычи. Существовали наземные, подземные, древесные и летающие формы животных, многие из них были опасны, но все же растительность и мир простейших оставались главной проблемой. Люди наступали на сельву цементом, сталью и огнем, они завоевывали участок за участком – крошечные точки на карте – и вынуждены были отстаивать их, бросая в бой все ресурсы. Жизнь переполняла сельву, жизнь была жадна и не терпела искусственных преград. Некогда человек наступал – теперь скромных ресурсов колонии едва хватало на поддержание зыбкого баланса.