Виталий Каплан - Полоса невезения

Осоргин хотел было что-то сказать, но сдержался. Похоже, эта дурная комедия мучила его ничуть не меньше меня. Нормальный ведь мужик, не поддающийся идейному гипнозу... А он ведь тут главный, и получается, вся ответственность на нем.

- И я вот лично не хочу, чтобы Соболев оставался в нашей "Веге"! девчоночий голос до того звенел, что, казалось, вот-вот лопнет, словно перетянутая бельевая веревка. - Его надо выгнать, и пускай идет куда хочет!

Из задних рядов поднялся кто-то из мальчишек. Приглядевшись, я опознал в нем Шустрика.

- Ну прямо, разогналась! Куда он, блин, пойдет, если выгонять? В подвалы, да? Вам, конечно, клево будет, все такие чистенькие у себя в "Веге" останетесь. В белых бантиках из роз! - выдал он вдруг. Однако! Образованные, оказывается, здесь ребятишки. Не всё им, значит, под попсу балдеть.

- А ты нашу "Вегу" не трогай! - сейчас же вскинулась девица. - На себя посмотри!

- А я и смотрю! - парировал Шустрик. - Два уха, один рот.

Осоргин многозначительно кашлянул. Акустика здесь была отличная, без всякого микрофона звук достиг задних рядов.

- Ладно, - примирительно сказал Шустрик. - Я, короче, предлагаю к нам его, в "Березки" перевести. Типа на перевоспитание.

Да, это было бы наилучшим выходом. Только нереально - никаких переводов из приюта в приют не практиковалось. Видимо, высшая политика "Струны" предполагала, что подопечным детям в "упсах" не может быть плохо ни при каком раскладе. А тогда к чему лишние движения? Совсем недавно и Димка мне об этом говорил. Выходит, Шустрик не в курсе генеральной линии?

- Кое в чем ты прав! - вмешалась Оленька Стогова. - Действительно, Соболева нельзя просто так вот выгнать на улицу. Во-первых, он все же несовершеннолетний, и раз уж "Струна" взялась опекать его, то не бросит. А во-вторых, это попросту опасно для окружающих. На улице, предоставленный своим дурным наклонностям, Соболев моментально попадет в какую-нибудь молодежную банду, запишется в тот же самый "белый порядок". И как знать, сколько людей пострадает от его рук? Но ты, мальчик, не прав в другом. Я не говорю уже о том, что переводы из приюта в приют допускаются только с личного разрешения Главного Хранителя, в исключительных случаях. Но самое главное - "Березки" Соболева не исправят. Здесь слишком либеральная для этого атмосфера, - одарила она Юрика снисходительным взглядом. - Здесь у вас Соболев лишь почует безнаказанность и покатится дальше по наклонной плоскости. Это слишком уж запущенный случай, и в обычном приюте ему не место. К счастью, в нашей системе имеется специальное заведение для таких вот неисправимых юных негодяев. Центр психокоррекции в Заполье. Вот туда, я убеждена, и следует отправить Соболева. Других вариантов не вижу!

Ничего себе! Оказывается, в нашей милой "Струне" существует некий "Центр психокоррекции", о котором я и понятия не имел. Никто и словом не обмолвился - ни Лена, ни тем более Маус. Даже великий педагог Валуев со своими радикальными взглядами - и тот, похоже, был не в курсе, раз уж тогда в споре не упомянул. И в материалах по детским заведениям "Струны", которые я просматривал перед поездкой, тоже ни о чем таком не говорилось. Сверхсекретная информация? Отчего же какая-то Стогова - даже не смотритель "Веги", а всего лишь заместитель - знает о таких вещах? И не просто знает, а говорит вслух. Более того - публично. Ex cafedra.

Я поглядел на Юрика. Тот сидел с таким видом, будто все его тридцать два зуба одновременно подверглись атаке хищного кариеса, и лишь несгибаемая воля бывшего моряка препятствует ему бегать по стенкам.

Как я его хорошо понимал. Омерзительное ощущение, когда на твоих глазах творится мерзость, а ты ничего - ничего - не можешь поделать. Ну, Хранитель второй категории Ковылев! Или уж Демидов, без разницы. Что предпримешь? В Боевой Резонанс впадешь, Оленьке Стоговой горло порвешь? Или она тебе, тоже, небось, девица обученная... А всего вернее, позвонишь по "мыльнице" Лене и нажалуешься на вопиющую несправедливость. Да, позвонишь и услышишь сонный голос: "Косточка, ты, кажется, переволновался. Ты знаешь, который час? И вообще, в мою компетенцию такие дела не входят. Случай-то типичный, надо действовать по инструкции. Наши инструкции отнюдь не дураками написаны. Поэтому давай завтра продолжим, а сейчас, извини, спать хочется". И мы ляжем спать - я тут, а она в своей столичной квартире, в гордом одиночестве... или уже и не в одиночестве? Фиг ее разберешь.

Может, я слишком плохо о ней думаю? Может, все-таки пожалеет мальчишку, по своей глупости угодившего в жернова самой доброй и детолюбивой машины? Только ведь как ей объяснить, кто такой Димка? И почему я так о нем встревожился?

- Ну вот что, - поднялся Осоргин. - Говорить тут можно до бесконечности, но время уже позднее, и надо как-то завершать. В любом случае, окончательное решение по Соболеву мы сможем принять только подведя итоги вашего голосования. Поэтому сейчас вы возьмёте бумажки, поставите плюс или минус. Напоминаю - плюс означает, что Соболев предатель и недостоин быть воспитанником приюта, минус - что все не так страшно. Опустите в урну - и живо по корпусам, спать. Да и нам, Ольга Александровна, - повернулся он к Стоговой, - надо бы перерыв сделать, до утра. К тому времени и голоса подсчитают. Ник, займись техническими деталями, а мы, пожалуй, пойдем.

- А Соболева куда? - негромко спросил Грачёв. - Не надо бы его со своими, в гостевой корпус. Избить могут...

- Есть такое чудесное место. Называется "изолятор". Вот туда и поместите. Да, ну и меры соответствующие, ты же понимаешь. Нам суицида не нужно. И побега тоже.

В смотрительском кабинете летал ночной мотылек. Нет, летал - не то слово. Суетился, мчался из угла в угол, трещал крыльями. Никак ему не удавалось найти распахнутое настежь окно, откуда остро, пронзительно пахло травой и дымом костра. И кто же это у нас по ночам костры жжет?

- Вежата, - усмехнулся Осоргин. - Как отголосовались, Стогова их сразу на костровую поляну увела. Плевать на режим, на отбой - она и из этого "воспитующий момент" слепит. Сейчас они, наверное, обсуждают низость и подлость изменника Соболева, а вдобавок выясняют, как это все оказались такими близорукими. Каются друг перед другом в преступной потере бдительности и решают на будущее, как бы гайки завинтить потуже. Я их порядки знаю. Пионеры по сравнению с ними - щенки.

Я завалился на очень уютный кожаный диванчик, облокотился о плотный краевой валик. Тут было темновато, свет Юрик не зажег, и лишь полная луна заливала комнату светом. Спать хотелось неимоверно, хотя в эту ночь, похоже, не придется. Последняя моя ночь в "Березках". Семнадцатое число, инспекция моя кончилась, так, фактически, и не начавшись. Уж не устроила ли мне добрая Лена недельку дополнительного отпуска?