Александр Громов - Такой же, как вы

Ксавье покачал головой.

– Ну еще бы, где тебе. Об этом мало говорят, и правильно. Детская болезнь. Время от времени кто-нибудь, до этого числившийся вполне благополучным, вдруг начинает огрызаться, иногда даже буйствует, это смотря по обстоятельствам, а потом просто бежит. Подальше. Прячется в лесу, в горах, жрет черт-те что, воюет со зверьем и первые дни совершенно счастлив. Только больше месяца никто не выдерживает – возвращаются, и все по новой… Так-то.

– Зря ты здесь сидишь, – сказал Ксавье, – ревматизм ловишь. Потому и мысли у тебя такие. Шел бы к костру, что ли. Погрелся бы, послушал – разве плохо?

Хьюг с интересом посмотрел на него:

– А что, историю про трех баб на леднике там еще рассказывают?

– Рассказывают.

– А про домик в саванне?

Ксавье кивнул.

– Я так и думал, – сказал Хьюг. – И зачем мне идти? Себя я могу и здесь послушать. Три года, знаешь, слушаю – не надоедает.

– А ты других послушай.

Хьюг сморщился, будто сжевал лимон. Что-то я не то сказал, подумал Ксавье. А ведь и верно – чушь. Где их взять, других этих?

– Ну, сам бы рассказал что-нибудь такое… невыдуманное. Ты же можешь, у тебя опыт.

– Могу, – согласился Хьюг. – Только не хочу. Знаешь почему? Смотрю вот я сейчас на тебя и думаю: каким же наивным, до слез трогательным дурачком я был три года назад… не обиделся? Не обижайся, ты не один такой, там у костра таких двадцать человек… терпят друг друга, не расходятся. Двадцать крепеньких таких Хьюгов Огуречниковых… И ты тоже Хьюг, а я – Ксавье. Только потрепанный. А самым молодым, знаешь, даже нравится, что каждый встречный для них – ожившее зеркало. Ты женатый?

– Нет.

– Женись, – сказал Хьюг. – Непременно женись, у женщин же совсем другой прототип, хоть отдохнешь… Женись, пока и тебя на край не потянуло. Кандидатура есть?

Ксавье помялся. Кивнул.

– Есть. – Ему вдруг захотелось поделиться с Хьюгом тем, чем он не делился еще ни с кем – единственным сном, который он ни разу не решился рассказать. – Ее зовут Клара…

– Как-как? – перебил Хьюг. – Клара, говоришь?

Ксавье запнулся.

– Д-да. Клара. А что?

– Да нет, ничего. – Хьюг зачем-то отвернулся в черноту. – Хорошее имя.

Стрельба снаружи совсем прекратилась. Стало тихо, только где-то очень далеко гудело пламя, вылизывая пустые коробки зданий, да иногда с шумом, похожим на тяжелый вздох, рушились перекрытия. Тишина отчетливо выдавала подготовку к новой атаке, Гуннар почти ощущал, как выдвинутые из глубины резервные роты занимают исходные позиции. Выродки этого не ощущали. Старикан сидел и тяжело дышал, как жаба, издыхающая под лучами солнца, а рыжий приподнялся, пошарил под собой и неожиданно вытащил сверток.

– Цела? – ожил старикан.

– Цела. Помялась только.

– Что за вещь? – спросил Гуннар, настораживаясь. На оружие было не похоже, но от выродков всего можно ожидать.

Рыжий раздраженно развернул сверток.

– «Хроника одного свершения». Старая книга. Точнее, рукопись. В подвале не все сгорело.

Гуннар мельком взглянул. Внутри свертка оказалась кипа тонких листов, вроде тех, на которых рисуют пиктограммы. Ничего опасного.

– Зачем?

– Чтобы читать, дикарь. Ты хоть читать-то умеешь?

Гуннар сел на пол спиной к стене, держа автомат между колен. Занятные твари эти выродки, правду говорят, что долго смотреть на них вредно. И внеочередную комиссию придется из-за них проходить, это ясней ясного. Может быть, пристрелить? Нет, попозже.

– Я не дикарь, а человек, – лениво сказал он. – А ты выродок, вот ты и читай. Мне читать незачем.

– Он книг никогда не видел, – встрял старикан.

Выродки снова переглянулись. Рыжий с безнадежным видом покачал головой:

– А еще говорили, что мы ошиблись с выбором прототипа… Какой там прототип. Это система.

– Эй, ты! – Пришлось поднять автомат.

– Что это за здание? – засипел старикан. У него был скорбный вид школьного учителя, объясняющего непосильную задачу сопливому кандидату в отклонутики. Гуннар усмехнулся. Ну-ну.

– Библиотека.

– Зачем она?

– Здесь хранится ненужное. Это все знают.

Рыжий замычал, раскачиваясь.

– Вот как, – сказал старикан. – Ненужное. Ты здесь бывал когда-нибудь раньше?

– Нет.

– Запрещено?

Гуннар не выдержал – фыркнул. Ну, дают эти выродки! Смех, да и только.

– Ничего не запрещено. Сюда можно входить любому, у кого есть дело. У меня дела не было, и я не входил.

– Ты слышал? – спросил рыжий. – У него не было дела.

Гуннар мельком взглянул в окно. Ему удалось охватить взглядом всю площадь. Там было мертво и сумрачно, свежие трупы уже успело припорошить копотью, и они мало отличались от вчерашних. Над площадью висела осторожная тишина. Новая атака могла начаться каждую минуту.

– Ты почитай ему, – просяще сказал старик. – Почитай, пожалуйста, вдруг он поймет, это же история… Вслух почитай. – Он придвинулся и затеребил рукав рыжего. – Андрей, ну не надо так, ну я прошу тебя, почитай, ведь не может же быть, чтобы он ничего не понял, не верю я в это… Ну хочешь, я ему почитаю…

– Да хватит тебе! – угрюмо сказал рыжий. – Не мечи бисер. Безнадежно, видно же… Ну, на, читай, если хочешь…

– Извини, – тоскливо сказал старик. – Это я, наверно, сдуру. Понимаешь, очень жить хочется…

Судили Лисандра Парахони, проходчика. Дело было нешуточное: впервые на планете произошло умышленное убийство. Мало того, что оно было бессмысленно-жестоким, оно вдобавок случилось на участке Ксавье, и это было неприятно, как заноза. Ксавье ловил на себе чужие взгляды, иногда сочувствующие, но большей частью просто любопытные, и от этих взглядов становилось тошно. Хотелось куда-нибудь сбежать и остаться наконец одному, но сейчас это было невозможно. Ну зачем, зачем, спрашивал он себя, этому дураку понадобилось убивать?!

Оба работали в боковом тоннеле – Лисандр Парахони и Хьюг Огуречников. Что там между ними произошло, осталось неясным, только Лисандр вдруг набросился на Хьюга, как безумный, ударил его о скалу и, когда Хьюг упал, разбил ему голову несколькими ударами камня – в кровавую кашу. Когда его хватали, он был в полной прострации и не оказал сопротивления.

Судили на центральной площади городка – в столице не нашлось здания, способного вместить половину населения планеты. Если бы смогли прибыть все желающие, не хватило бы и площади. Для зрителей были поставлены скамьи, под крышами близлежащих зданий висели репродукторы. Маленькое белое солнце, с утра уже нестерпимо яркое, заливало площадь потоками жгучего света. Было жарко. Над толпой витал крепкий запах пота, и очень тянуло назад, в прохладную глубину тоннеля – отдышаться, а потом, может быть, постоять на том месте, где погиб Хьюг, провести ладонью по влажной шершавой стене. Как же это ты, Хьюг? Вот там, недалеко, до поворота и налево, мы с тобой сидели и разговаривали, и ты задавал мне странные вопросы: смогу ли я спрыгнуть, например. Ты спрыгнул, Хьюг. Наверняка ты сам спровоцировал этого Лисандра, спасибо тебе, Хьюг, что не меня…