Олдос Хаксли - Обезьяна и сущность

- Но ведь... То есть я хочу сказать...

Рассказчик

Наш друг - праведный конгрегационалист, но, увы, либерал. А это значит, что он никогда не отдавал Князю мира сего онтологически ему должного. Проще говоря, доктор Пул в Него не верит.

- Да, Он пришел к власти, - объясняет вождь. - Выиграл битву и овладел всеми. Это случилось в день, когда люди совершили все это.

Широким всеобъемлющим жестом он обводит запустение, бывшее когда-то Лос-Анджелесом. Лицо доктора Пула проясняется: он понял.

- Ясно, вы имеете в виду третью мировую войну. Нет, нам посчастливилось: мы вышли сухими из воды. Благодаря своеобразному географическому положению, - тем же менторским тоном добавляет он, - Новая Зеландия не имела стратегического значения для...

Эту многообещающую лекцию вождь обрывает вопросом:

- Значит, у вас остались поезда?

- Да, поезда у нас остались, - несколько раздраженно отвечает доктор Пул. - Но, как я говорил...

- И паровозы в самом деле работают?

- Конечно, работают. Как я говорил...

К изумлению доктора Пула, вождь издает восторженный вопль и хлопает его по плечу.

- Тогда ты можешь помочь нам снова все это наладить. Как в добрые старые дни... - Он делает пальцами рожки. - У нас будут поезда, настоящие поезда! - В порыве восторженного предвкушения вождь притягивает к себе доктора Пула, обнимает его и целует в обе щеки. Съежившись от неловкости, которая усугубляется еще и отвращением (великий человек моется редко, к тому же изо рта у него пахнет крайне скверно), доктор Пул высвобождается.

- Но я не инженер, - протестует он. - Я ботаник.

- А что это?

- Ботаник - это человек, который знает все про строение и механизмы...

- Заводов? - с надеждой спрашивает вождь.

- Нет, я не договорил - про строение и механизмы жизнедеятельности растений. Ну, которые с листьями, стеблями и цветками, хотя, - поспешно добавляет доктор Пул, - не следует забывать и о тайнобрачных. Честно говоря, тайнобрачные - мои любимцы. Как вам, наверно, известно, Новая Зеландия особенно богата тайнобрачными...

- Да, но как же с паровозами?

- С паровозами? - презрительно переспрашивает доктор Пул. - Говорю же вам, я не отличу паровой турбины от дизеля.

- Значит, ты не можешь помочь нам снова пустить поезда?

- Исключено.

Не говоря ни слова, вождь поднимает правую ногу, упирает ее доктору Пулу в низ живота и резко распрямляет колено.

Крупный план: доктор Пул, потрясенный, весь в царапинах, однако невредимый поднимается с кучи песка, на которую упал. За кадром слышен голос вождя, зовущего людей, которые взяли доктора Пула в плен.

Средний план: могильщики и рыбаки бегут на его зов.

Вождь указывает на доктора Пула.

- Заройте его.

- Живьем или мертвого? - глубоким контральто осведомляется толстушка.

Вождь смотрит на нее - кадр снят с места, где он стоит. Пересилив себя, вождь отворачивается. Губы его шевелятся. Он повторяет соответствующий отрывок из краткого катехизиса: "В чем сущность женщины? Ответ: женщина сосуд Нечистого, источник всех уродств, враг человечества и..."

- Живьем или мертвого? - повторяет толстушка. Вождь пожимает плечами.

- Как хотите, - с деланным безразличием отвечает он. Толстушка принимается хлопать в ладоши.

- Вот здорово! - восклицает она и поворачивается к остальным: - Пошли, ребята, позабавимся.

Они обступают доктора Пула, поднимают его, вопящего благим матом, с земли и опускают ногами вперед в полузасыпанную могилу директора пивоваренной корпорации "Золотое правило". Толстушка придерживает доктора, а мужчины начинают сбрасывать сухую землю в могилу. Вскоре он зарыт уже по пояс.

На звуковой дорожке крики жертвы и возбужденный смех палачей понемногу стихают; тишину нарушает голос Рассказчика.

Рассказчик

Жестокость, сострадание - лишь гены.

Все люди милосердны, все убийцы.

Собачек гладят и Дахау строят,

Сжигают города и пестуют сирот,

Все против линчеванья, но за Ок-Ридж.

Все филантропии полны - потом, а вот НКВД - сейчас.

Кого травить мы станем, а кого жалеть?

Тут дело лишь в сиюминутных нормах,

В словах на целлюлозе и в радиокрике,

В причастности - иль к яслям коммунистов, иль к первому причастию,

И лишь в познанье сущности своей

Любой из нас перестает быть обезьяной.

На звуковой дорожке - опять смех вперемешку с мольбами о пощаде. Внезапно раздается голос вождя:

- Отойдите! Мне не видно.

Могильщики повинуются. В наступившем молчании вождь смотрит вниз, на доктора Пула.

- Ты разбираешься в растениях, - наконец говорит он. - Почему б тебе не выпустить там корешки?

Слушатели одобрительно гогочут.

- Что же ты не расцветаешь хорошенькими розовыми цветочками?

Крупный план: страдальческое лицо доктора Пула.

- Пощадите, пощадите...

Его голос забавно срывается; новый взрыв веселья.

- Я могу быть вам полезен. Могу научить, как получать хорошие урожаи. У вас будет больше еды.

- Больше еды? - с внезапным интересом переспрашивает вождь, потом свирепо хмурится: - Врешь!

- Нет, клянусь всемогущим Господом! Слышен возмущенный, протестующий ропот.

- Может, в Новой Зеландии он и всемогущ, - отчеканивает вождь, - но не здесь - с тех пор, как случилось Это.

- Но я же в самом деле могу вам помочь.

- Ты готов поклясться именем Велиала?

Отец доктора Пула был священнослужителем, да и сам он регулярно посещает церковь, однако сейчас он горячо и прочувственно клянется:

- Клянусь Велиалом. Клянусь именем всемогущего Велиала. Все присутствующие делают пальцами рожки. Долгое молчание.

- Выкапывайте.

- Но, вождь, это же нечестно! - протестует толстушка.

- Выкапывай, сосуд греха!

Тон вождя настолько убедителен, что все начинают яростно копать, и не проходит и минуты, как доктор Пул вылезает из могилы и, покачиваясь, останавливается у подножия мавзолея.

- Благодарю, - с трудом выдавливает он; колени его подгибаются, и ботаник теряет сознание.

Слышен всеобщий презрительно-добродушный смех. Наклонившись со своего мраморного постамента, вождь протягивает девушке бутылку:

- Эй ты, рыжий сосуд! Дай-ка ему хлебнуть вот этого, - приказывает он. - Он должен очнуться и встать на ноги. Мы возвращаемся в центр.

Девушка присаживается на корточки рядом с доктором Пулом, приподнимает безжизненное тело, опирает болтающуюся голову доктора о запреты на своей груди и вливает в него укрепляющее.

Наплыв: улица, четверо бородачей несут вождя на носилках. Остальные, увязая ногами в песке, плетутся сзади. Тут и там, под навесами разрушенных заправочных станций, в зияющих дверных проемах учреждений, видны груды человеческих костей.

Средний план: доктор Пул, держа в правой руке бутылку, движется нетвердой походкой и с большим чувством напевает "Энни Лори". Он выпил на пустой желудок - а ведь желудок этот принадлежит человеку, чья мать всегда была ревностной поборницей трезвости, - и крепкое красное вино подействовало быстро.