Олдос Хаксли - Обезьяна и сущность

Полухорие 1

Выныривает через девять месяцев мать

Полухорие 2

И приносит эту чудовищную насмешку над человеком.

Полухорие 1

Каково же будет искупление?

Полухорие 2

Кровь.

Полухорие 1

Как умилостивить Велиала?

Полухорие 2

Одной лишь кровью.

Камера переходит от престола к ярусам, где бледные гаргульи голодными глазами уставились вниз в предвкушении экзекуции. И вдруг они разверзают черные пасти и начинают петь в унисон - сначала неуверенно, потом все тверже и громче.

- Кровь, кровь, кровь, это кровь, кровь, кровь, это кровь...

В кадре снова престол. За кадром - бессмысленное, нечеловеческое пение.

Патриарх передает оселок одному из прислуживающих ему архимандритов, берет левой рукой младенца за шею и насаживает его на нож. Младенец взвизгивает и умолкает.

Патриарх поворачивается, выпускает с полпинты крови на алтарь и отбрасывает трупик в темноту. Пение вздымается неистовым крещендо:

- Кровь, кровь, кровь, это кровь, кровь, кровь...

- Увести, - повелительно скрипит патриарх.

Охваченная ужасом мать поворачивается и сбегает по ступеням. За нею спешат два послушника, яростно бичуя ее освященными воловьими жилами. Пение перемежается пронзительными криками. Со стороны аудитории слышится стон полусоболезнующий, полуудовлетворенный. Раскрасневшись и немного задыхаясь от столь непривычных усилий, послушники хватают другую женщину - на этот раз юную девушку, хрупкую, стройную, почти девочку. Они тащат жертву по ступеням, лица ее не видно. Но вот один из послушников отступает чуть в сторону, и мы узнаем Полли. Ребенка - без больших пальцев на руках и с восемью сосками - подносят к патриарху.

Полухорие 1

Мерзость, мерзость! Каково же будет искупление?

Полухорие 2

Кровь.

Полухорие 1

Как умилостивить Велиала?

На этот раз отвечает весь зал:

- Одной лишь кровью, кровью, кровью, этой кровью...

Левая рука патриарха сжимается на шейке ребенка.

- Нет! Нет! Пожалуйста, не надо!

Полли бросается к малышу, но послушники ее оттаскивают. Под ее рыдания патриарх рассчитанно неторопливо насаживает ребенка на нож, после чего отшвыривает тельце во тьму за алтарем.

Слышится громкий крик. Средний план: в первом ряду зрителей доктор Пул теряет сознание.

В кадре "Греховная Греховных" изнутри. Это небольшое святилище, расположенное вдоль длинного края арены, сбоку от алтаря; оно представляет собой продолговатое здание из необожженного кирпича с престолом в одном конце и раздвижными дверьми в другом. Они сейчас приоткрыты, чтобы было видно происходящее на арене. Посреди комнаты на ложе развалился архинаместник. Неподалеку от него безрогий послушник жарит на угольной жаровне поросячьи ножки; чуть поодаль двурогий архимандрит выбивается из сил, пытаясь привести в чувство доктора Пула, который без признаков жизни лежит на носилках. Наконец холодная вода и несколько хлестких пощечин производят желаемый эффект. Ботаник вздыхает, открывает глаза, уклоняется от очередной пощечины и садится.

- Где я? - спрашивает он.

- В "Греховная Греховных", - отзывается архимандрит. - А это - его высокопреосвященство.

Доктор Пул узнает великого человека и догадывается почтительно склонить голову.

- Принеси табурет, - командует архинаместник.

Появляется табурет. Наместник кивает на него головой; доктор Пул с трудом встает на ноги, пошатываясь, пересекает комнату и садится. И сразу же особенно громкий вопль заставляет его обернуться.

Дальним планом - главный алтарь, снятый с точки доктора Пула. Патриарх как раз отшвыривает очередного уродца в темноту, а его прислужники бичуют воющую мать.

В кадре опять доктор Пул: он вздрагивает и закрывает лицо руками. За кадром слышно монотонное пение: "Кровь, кровь, кровь".

- Ужасно! - восклицает доктор Пул. - Ужасно!

- Но ведь ваша религия тоже не чурается крови, - иронически улыбнувшись, замечает архинаместник. - "Омыли одежды свои кровью Агнца". Не так ли?

- Совершенно точно, - признает доктор Пул. - Но мы же не совершаем омовений на самом деле. Только говорим о них или - еще чаще - поем.

Доктор Пул отводит взгляд. Молчание. Подходит послушник с большим блюдом и вместе с двумя бутылками ставит его на стол подле ложа. Настоящей старинной вилкой двадцатого века (подделка под раннегеоргианскую) архинаместник подцепляет свиную ножку и принимается ее глодать.

- Угощайтесь, - проглотив кусок, скрипит он и, указывая на бутылку, добавляет: - А вот вино.

Доктор Пул, который невероятно голоден, с готовностью принимает приглашение; снова наступает молчание, нарушаемое лишь громким чавканьем да песнопениями с требованием крови.

- Вы, разумеется, в это не верите, - с набитым ртом констатирует наконец архинаместник.

- Ну что вы, уверяю вас... - протестует доктор Пул.

Он с таким рвением готов подчиниться, что его собеседник останавливает его сальной рукой:

- Ну-ну-ну! Мне просто хотелось бы объяснить вам, что у нас есть веские причины исповедовать нашу веру. Она, дорогой мой сэр, весьма разумна и практична. - Архинаместник замолкает, отпивает из бутылки и берет еще одну ножку. - Вы, как я понимаю, знакомы со всемирной историей?

- Чисто дилетантски, - скромно отвечает доктор Пул. Впрочем, он, пожалуй, может похвастать тем, что прочел почти все известные книги по этому вопросу - к примеру, "Взлет и падение России" Грейвза, "Крах западной цивилизации" Бейсдоу, неподражаемое "Вскрытие Европы" Брайта, не говоря уже о совершенно восхитительной и - несмотря на то, что это роман по-настоящему правдивой книге старика Персиваля Потта "Последние дни Кони-Айленда". - Вы, разумеется, ее знаете?

Архинаместник отрицательно качает головой.

- Я не знаю ничего из опубликованного после Этого, - лаконично отвечает он.

- Какой же я идиот! - восклицает доктор Пул, в который уж раз сожалея о своей чрезмерной разговорчивости - он прячет за нею застенчивость столь сильную, что, не скрывай он ее, она тут же лишит его дара речи.

- Но я читал довольно много из того, что было издано раньше, продолжает архинаместник. - У нас тут, в южной Калифорнии, были очень недурные библиотеки. Сейчас они уже почти все выработаны. Боюсь, теперь нам придется искать топливо в более отдаленных местах. Но пока мы пекли хлеб, мне удалось спасти для нашей семинарии несколько тысяч томов.

- Словно церковь в средневековье, - с воодушевлением культурного человека говорит доктор Пул. - У цивилизации нет лучшего друга, нежели религия. Вот этого-то мои друзья-агностики никогда... - Внезапно сообразив, что догматы его церкви не совсем совпадают с теми, какие исповедуются здесь, он останавливается и, пытаясь скрыть замешательство, припадает к бутылке.