Джордж Мартин - Неистовые джокеры

Он открыл дверцу такси, и все его тощее тело передернулось. Несущий Гибель уперся одной ногой в землю, ухватился за заднюю дверцу и вытянул из машины вторую ногу. Выглядела она пугающе — без ботинка, без носка, розоватая в свете уличного фонаря, маленькая и нежная, как детская, но растущая из безобразной культи, покрытой запекшейся кровью.

Хирам сглотнул и отвернулся.

Таксист был вне себя.

— Ах ты, скотина! — завопил он, — Я посадил тебя к себе в машину в таком виде, а ты меня наколол! Совсем уже обнаглели, за горло взяли!

Несущий Гибель недобро ухмыльнулся.

— За горло — запросто! Повезло тебе, что я спешу, придурок.

Он осторожно опустил не отросшую еще до конца ногу на тротуар и поморщился от боли.

— Скотина! — крикнул таксист и рванул с места на такой скорости, что задняя дверца захлопнулась и прищемила Несущему Гибель бедро. Он плашмя полетел в канаву и закричал. Из кармана у него что-то вывалилось.

Книги, понял Хирам.

Несущий Гибель пошарил в канаве, прижал полиэтиленовый пакет к груди и с трудом поднялся на ноги. Потом то вприпрыжку, то прихрамывая, поковылял к зданию, пытаясь не наступать на новую ногу, обеими руками обнимая драгоценные книжки. Похоже, портье в смокинге ничуть не удивился визитеру. Хирам распахнул перед ним дверь, чувствуя почти жалость к этому калеке.

Из кустов вышел Джей с заранее выставленным вперед, как дуло пистолета, пальцем.

— Эй! — сказал он громко.

Несущий Гибель оглянулся.

Хирам сжал кулак. Внезапно книги потяжелели фунтов на двести. Они выскользнули из пальцев Несущего Гибель и грохнулись прямо ему на ногу. Хирам услышал, как хрустнули, превращаясь в кашу, крохотные, едва сформировавшиеся косточки, увидел, как лопнула нежная белая кожица. Несущий Гибель открыл рот, чтобы закричать.

И исчез.

Хирам нагнулся, вернул книгам нормальный вес и поднял их. Он чувствовал, как все его тело покрыл липкий пот.

— Мы только что могли умереть, — сказал он Щелкунчику Джею.

— А моя мамаша могла постричься в монахини, — пожал плечами Экройд. — Уходим, быстро!

На углу они поймали такси — то самое, из которого только что вылез Несущий Гибель, и таксист немедленно принялся жаловаться на последнего пассажира.

— Куда? — поинтересовался он наконец.

На губах Экройда промелькнула бледная мимолетная улыбка.

— На Таймс-сквер, — бросил он.

— Ну вот, — проговорила Соколица, — мое скромное жилище. Зато собственное.

Пентхаус представлял собой просторную комнату, выдержанную от стен до ковров в различных оттенках серого; огромное окно выходило на Центральный парк. Каждая зона просторного помещения располагалась на своем уровне, на ступеньку-две выше или ниже окружающих. Вся мебель была из стекла и металла, явно очень дорогая; диваны и кресла — длинные, низкие — обтянуты серой хлопчатобумажной тканью. Самое высокое место во всей квартире занимала приподнятая водяная кровать размером с небольшой аэродром. Покрывала на ней не было — лишь смятые атласные простыни все того же серого цвета.

— Хочешь выпить или еще что-нибудь?

Фортунато покачал головой. Соколица подошла к бару и плеснула себе в бокал немного «Курвуазье».

— Отчего ты такой мрачный? Мы ведь спасли Водяную Лилию, разве не так?

— Да, ты спасла ее. И выглядела очень эффектно.

— Да, когда мне нужно, я могу быть эффектной. Терпеть не могу, когда мной пытаются помыкать. — Она присела на краешек барной стойки и сделала глоток, крылья еле заметно затрепетали от удовольствия. Ее чувственность была всеобъемлющей и неукротимой; совершенно естественным движением женщина покрутила ногами, продемонстрировав длинные округлые икры и стройные бедра. — Но это не значит, что я не приветствую некоторую агрессивность — в определенных обстоятельствах.

— Не ты ли не так давно обвиняла меня в том, что я пытаюсь проникнуть к тебе в спальню, сочиняя неубедительные истории?

— Ты ведь не обиделся на меня, правда? — Ее глаза снова замерцали, они не отрывались от мужчины ни на миг и ничего не скрывали, — Откуда мне было знать, что ты говоришь правду? И потом, я жаловалась только на форму. О том, что твое предложение меня не интересует, речи не было.

Фортунато подошел к ней; она отставила свой бокал и поднялась ему навстречу. Его левая рука скользнула меж ее крыльев, правая обвила талию.

Губы, нежные и пахнущие коньяком, немедленно разомкнулись навстречу губам мужчины, язык порхнул по его зубам и со знанием дела проник ему в рот. Соколица переступила ногами, ее крылья сомкнулись вокруг него. Фортунато чувствовал жар ее тела, ощущал, как бурлит в ней энергия дикой карты, как она ворвалась в его тело — подобно ядерному взрыву.

Соколица оторвалась от его губ, тяжело дыша.

— Господи!

Чернокожий красавец подхватил ее на руки и понес к постели.

— Да ты совсем как пушинка!

— У меня полые кости, — сообщила она ему на ухо и пробежала языком по его мочке. — Полые, но прочные, как стекловолокно.

Она обхватила его грудь и стиснула — всего на мгновение, чтобы доказать свои слова, потом куснула его за шею.

Кровать он отыскал инстинктивно, остальные его чувства вышли из-под контроля. Фортунато принялся искать на платье Соколицы молнию, но она проговорила:

— Плевать на платье, я куплю себе новое. Я хочу, чтобы ты взял меня, и немедленно.

Фортунато обеими руками взялся за вырез ее декольте и разорвал платье до самой талии. Обнажились груди — бледные полушария идеальной формы с большими сосками, которые были лишь немногим темнее всей кожи. Он сжал один из них зубами, и женщина рванула его рубаху так, что пуговицы отлетели и со звоном рассыпались по полу. Потом Соколица дернула за пояс и спустила брюки до колен, ее руки стиснули член с такой силой, что причинили бы боль, но он уже налился кровью и так горел, что Фортунато казалось — он вот-вот лопнет, как перезрелый плод.

Под бархатным платьем не оказалось ничего, кроме пояса с подвязками и черных шелковых чулок, волосы на лобке были мягкие и шелковистые, как каракуль. Она закинула обе ноги в черных туфлях на плечи Фортунато и обхватила его за шею. Ее крылья вздрагивали в такт дыханию.

— Ну! — выкрикнула Соколица, — Ну!

Он вошел в нее, и его словно ударило электрическим током. Раскаленные ярко-малиновые энергетические линии запульсировали вокруг их тел. Никогда еще в жизни он не чувствовал ничего подобного.

— Господи, что ты со мной делаешь? — прошептала она. — Нет, не отвечай. Все равно. Просто не останавливайся — никогда.

В первое мгновение у Спектора так закружилась голова, что он чуть не упал, но успел ухватиться за железные перила; ногу словно окунули в раскаленную лаву.