НФ: Альманах научной фантастики 34 (1991)

Первого верзилу Виктор очень удобно сшиб ударом по скуле. Тот исчез и некоторое время не появлялся. Но другой верзила попал Виктору в ухо. Кто-то еще ударил его ребром ладони по щеке - видимо, промахнулся по горлу. А еще кто-то - освободившийся Голиаф - прыгнул на него сзади. Все это было грубое уличное хулиганье, опора нации - только один из них знал бокс, а остальные жаждали не столько драться, сколько увечить; выдавить глаз, разорвать рот, лягнуть в пах. Будь Виктор один, они бы его искалечили, но с тыла на них набежал Тэдди, который свято исповедовал золотое правило всех вышибал - гасить любую драку в самом зародыше; а с фланга появилась Диана, Диана Бешеная, оскаленная ненавистью, непохожая на себя, уже без белого пакета, а с тяжелой оплетенной бутылью в руках; и еще подоспел швейцар, человек хотя и пожилой, но, судя по ухваткам, бывший солдат - он действовал связкой ключей, словно это был ремень со штыком в ножнах. Так что когда из кухни прибежали два официанта, делать им было уже нечего. Племянничек удрал, забыв на столике свой транзистор. Один из молодчиков остался лежать под столом - это был тот, которого Диана свалила бутылью, остальных же четверых Виктор с Тэдди, подбадривая Друг друга удалыми возгласами, буквально вынесли из зала на кулаках, прогнали через вестибюль и пинками выбили в вертящуюся дверь. По инерции они вылетели наружу сами и только там, под дождем, осознали полную победу и несколько успокоились.

– Сопляки паршивые, - сказал Тэдди, закуривая сразу две сигареты - себе и Виктору - Манеру взяли - каждый четверг буянить. Прошлый раз недоглядел - два кресла сломали. А кому платить? Мне!

Виктор щупал распухающее ухо.

– Племянничек ушел, - сказал он с сожалением. - Так я до него как следует и не добрался.

– Это хорошо, - сказала Тэдди деловито. - С этим губастым лучше не связываться. Дядюшка у него знаешь кто, да и сам он… опора Родины и Порядка, или как они там называется… А драться ты, господин писатель, навострился. Такой, помню, хлипкий сопляк был - тебе, бывало, дадут, а ты и под стол. Молодец.

– Такая уж у меня профессия, - вздохнул Виктор. - Продукт борьбы за существование. У нас ведь как - все на одного. А господин Президент за всех.

– Неужели до драки доходит? - простодушно удивился Тэдди.

– А ты думал! Напишут на тебя похвальную статью, что ты-де проникнут национальным самосознанием, идешь искать критика, а он уже с компанией - и все молодые, задорные крепыши, дети Президента…

– Надо же, - сказал Тэдди сочувственно. - И что?

– По-разному. И так бывает и эдак.

К подъезду подкатил джип, отворилась дверца, и под дождь, прикрываясь одним плащом, вылезли молодой человек в очках и с портфелем и его долговязый спутник. Из-за руля выбрался Голем. Долговязый с острым, каким-то профессиональным интересом смотрел, как швейцар выбивает через вертящуюся дверь последнего буяна, еще не вполне пришедшего в себя.

– Жалко, этого не было, - шепотом сказал Тэдди, указывая глазами на долговязого. - Вот это мастер! Это тебе не ты. Профессионал, понял?

– Понял, - тоже шепотом ответил Виктор.

Молодой человек с портфелем и долговязый рысцой пробегали мимо и нырнули в подъезд. Гелем неторопливо двинулся было следом, уже издали улыбаясь Виктору, но дорогу ему заступил господин Зурзмансор с белым свертком под мышкой. Он что-то сказал вполголоса, после чего Голем перестал улыбаться и вернулся в машину. Зурзмансор пробрался на заднее сиденье, и джип укатил.

– Эх! - сказал Тэдди. - Не того мы били, господин Банев. Люди кровь из-за него проливают, а он сел в чужую машину и уехал.

– Ну, это ты зря, - сказал Виктор. - Больной, несчастный человек, сегодня он, завтра ты. Мы с тобой сейчас пойдем и выпьем, а его в лепрозорий повезли.

– Знаем мы, куда его повезли! - непримиримо сказал Тэдди. - Ничего ты не понимаешь в нашей жизни, писатель.

– Оторвался от нации?

– От нации не от нации, а жизнь нашу ты не знаешь. Поживи-ка у нас: который год дожди, на полях все погнило, дети от рук отбились… Да чего там - ни одной кошки в городе не осталось, от мышей спасенья нет… Э-эх! - сказал он, махнув рукой. - Пошли уж.

Они вернулись в вестибюль, и Тэдди спросил швейцара, уже занявшего свой пост:

– Что? Много наломали?

– Да нет, - ответил швейцар. - Можно считать, что обошлось. Торшер один покалечили, стену загадили, а деньги я у этого… у последнего отобрал, на вот, возьми.

На ходу считая деньги, Тэдди прошел в ресторан. Виктор последовал за ним. В зале опять установился покой. Молодой человек в очках и долговязый уже скучали над бутылкой минеральной воды, меланхолично пережевывая дежурный ужин. Диана сидела на прежнем месте, очень оживленная, очень хорошенькая, и даже улыбалась занявшему свое кресло доктору Р. Квадриге, которого обычно не терпела. Перед Р. Квадригой стояла бутылка рому, но он был еще трезв и потому выглядел странно.

– С викторией! - мрачно приветствовал он Виктора. - Сожалею, что не присутствовал при сем хотя бы мичманом.

Виктор рухнул в кресло.

– Красивое ухо, - сказал Р. Квадрига. - Где ты такое достал? Как петушиный гребень.

– Коньяку! - потребовал Виктор. Диана налила ему коньяку - Ей и только ей обязан я викторией своею, - сказал он, показывая на Диану - Ты заплатила за бутылку?

– Бутылка не разбилась, - сказала Диана. - За кого ты меня принимаешь? Но как он упал! Боже мой, как он чудесно свалился! Все бы так…

– Приступим, - мрачно сказал Р. Квадрига и налил себе полный стакан рому.

– Покатился, как манекен, - сказала Диана. - Как кегля… Виктор, у тебя все цело? Я видела, как тебя били ногами.

– Главное цело, - ответил Виктор. - Я специально защищал.

Доктор Р. Квадрига со скворчанием всосал в себя последние капли рома из стакана, совершенно как кухонная раковина всасывает остатки воды после мытья посуды. Глаза у него сразу посоловели.

– Мы знакомы, - поспешно сказал Виктор. - Ты - доктор Рем Квадрига, я - писатель Банев…

– Брось, - сказал Р. Квадрига. - Я совершенно трезв. Но я сопьюсь, Это единственное, в чем я сейчас уверен. Вы не можете себе представить, но я приехал сюда полгода назад абсолютно непьющим человеком. У меня больная печень, катар кишок и еще что-то с желудком. Мне абсолютно запрещено пить, а я теперь пьянствую круглые сутки… Я абсолютно никому не нужен. Никогда в жизни этого со мной не бывало. Я даже писем не получаю, потому что старые друзья сидят без права переписки, а новые неграмотны…

– Никаких государственных тайн, - сказал Виктор. - Я неблагонадежен.

Р. Квадрига снова наполнил стакан и принялся прихлебывать ром, как остывший чай.

– Так лучше действует, - сообщил он. - Попробуй, Банев. Пригодится… И нечего на меня смотреть! - сказал он вдруг Диане бешено. - Попрошу скрывать свои чувства! А если вам не нравится…