НФ: Альманах научной фантастики 34 (1991)

– А зачем - серьезное? - спросил Голем.

– А затем, что все валится в пропасть, а мы хихикаем да шутим, Пируем во время чумы. По-моему, стыдно, господа.

– Ну хорошо, Павор, - примирительно сказал Виктор. - Скажите что-нибудь серьезное. Пусть не умное, но хотя бы серьезное.

– Не желаю серьезного, - объявил Р. Квадрига. - Пьявки. Кочки. Фу!

– Цыц! - сказал ему Виктор. - Дрыхни себе… Правильно, Голем, давайте поговорим хоть раз о чем-нибудь серьезном. Павор, начинайте, расскажите нам про пропасть.

– Опять хихикаете? - сказал Павор с горечью.

– Нет, - сказал Виктор. - Честное слово - нет. Я ироничен - может быть. Но это происходит оттого, что всю свою жизнь я слышу болтовню о пропастях. Все твердят, что человечество валится в пропасть, но доказать ничего не могут. И на поверку всегда оказывается, что весь этот философский пессимизм - следствие семейных неурядиц или нехватки денежных средств…

– Нет, - сказал Павор. - Нет… Человечество валится в пропасть, потому что человечество обанкротилось.

– Нехватка денежных средств, - пробормотал Голем.

Павор не обратил на него внимания. Он обращался исключительно к Виктору, говорил, нагнув голову и глядя исподлобья.

– Человечество обанкротилось биологически - рождаемость падает, распространяется рак, слабоумие, люди превратились в наркоманов. Они заглатывают сотни тонн алкоголя, никотина, просто наркотиков, они начинали с гашиша и кокаина и кончили ЛСД. Мы просто вырождаемся. Естественную природу мы уничтожили, а искусственная уничтожает нас. Далее, мы обанкротились идеологически - мы перебрали все философские системы и все их дискредитировали, мы перепробовали все мыслимые системы морали, но остались такими же аморальными скотами, как троглодиты. Самое страшное в том, что вся эта серая человеческая масса в наши дни остается той же сволочью, какой была всегда. Она постоянно жаждет и требует богов, вождей и порядка, и каждый раз, когда она получает богов, вождей и порядок, она делается недовольной, потому что на самом деле ни черта ей не надо, ни богов, ни порядка, а надо ей хаоса, анархии, хлеба и зрелищ. Сейчас она скована железной необходимостью еженедельно получать конвертик с зарплатой, но эта необходимость ей претит, и она уходит от нее каждый вечер в алкоголь и наркотики… Да черт с ней, с этой кучей гниющего дерьма, она смердит и воняет десять тысяч лет и ни на что больше не годится, кроме как смердить и вонять. Страшно другое - разложение захватывает нас с вами, людей с большой буквы, личностей. Мы видим это разложение и воображаем, будто оно нас не касается, но оно все равно отравляет нас безнадежностью, подтачивает нашу волю, засасывает… А тут еще это проклятье - демократическое воспитание: эгалитэ, фратэрнитэ, все люди - братья, все из одного теста… Мы постоянно отождествляем себя с чернью и ругаем себя, если случается нам обнаружить, что мы умнее ее, что у нас иные запросы, иные цели в жизни. Пора это понять и сделать выводы - спасаться пора.

– Пора выпить, - сказал Виктор. Он уже жалел, что согласился на серьезный разговор с санитарным инспектором. Было неприятно смотреть на Павора. Павор слишком разгорячился, у него даже глаза закосили. Это выпадало из образа, а говорил он, как и все адепты пропастей, лютую банальщину. Так и хотелось ему сказать: бросьте срамиться, Павор, а лучше повернитесь-ка профилем и иронически усмехнитесь.

– Это все, что вы можете мне ответить? - осведомился Павор.

– Я могу вам еще посоветовать. Побольше иронии, Павор. Не горячитесь так. Все равно вы ничего не можете. А если бы и могли, то не знали бы - что.

Павор иронически усмехнулся.

– Я-то знаю, - сказал он.

– Ну-с?

– Есть только одно средство прекратить разложение…

– Знаем, знаем, - легкомысленно сказал Виктор, - нарядить всех дураков в золотые рубашки и пустить маршировать. Вся Европа у нас под ногами. Было.

– Нет, - сказал Павор. - Это только отсрочка. А решение одно: уничтожить массу.

– У вас сегодня прекрасное настроение, - сказал Виктор.

– Уничтожить девяносто процентов населения, - продолжал Павор. - Может быть, даже девяносто пять. Масса выполнила свое назначение - она породила из своих недр цвет человечества, создавший цивилизацию. Теперь она мертва, как гнилой картофельный клубень, давший жизнь новому кусту картофеля. А когда покойник начинает гнить, его пора закапывать.

– Господи, - сказал Виктор. - И все это только потому, что у вас насморк и нет пропуска в лепрозорий? Или, может быть, семейные неурядицы?

– Не притворяйтесь дураком, - сказал Павор. - Почему вы не хотите задуматься над вещами, которые вам отлично известны? Из-за чего извращаются самые светлые идеи? Из-за тупости серой массы, которая выдвигает правительства, ее достойные. Из-за чего золотой век так же безнадежно далек от нас, как и во время оно? Из-за косности и невежества серой массы. В принципе Гитлер был прав, подсознательно прав, он чувствовал, что на земле слишком много лишнего. Но он был порождением серой массы и все испортил. Глупо было затевать уничтожение по расовому признаку. И кроме того, у него не было настоящих средств уничтожения.

– А по какому признаку собираетесь уничтожать вы? - спросил Виктор.

– По признаку незаметности, - ответил Павор. - Если человек сер, незаметен, значит, его надо уничтожить.

– А кто будет определять, заметный это человек или нет?

– Бросьте, это детали. Я вам излагаю принцип, а кто, что и как - это детали.

– А чего это ради вы связались с бургомистром? - спросил Виктор, которому Павор надоел.

– То есть?

– На кой черт вам этот судебный процесс? Мельчите, Павор! И ведь всегда так с вами, со сверхчеловеками. Собираетесь перепахивать мир, меньше чем на три миллиарда трупов не согласны, а тем временем то беспокоитесь о чинах, то от триппера лечитесь, то за малую корысть помогаете сомнительным людям обделывать темные делишки.

– Вы все-таки полегче, - сказал Павор. Видно было, что он здорово взбесился. - Вы же сами - пьяница и бездельник…

– Во всяком случае, я не затеваю дутых политических процессов и не берусь переделывать мир.

– Да, - сказал Павор. - Вы даже на это не способны, Банев. Вы ведь всего-навсего богема, то есть, короче говоря, подонок, дешевый фрондер и дерьмо. Вы сами не знаете, чего вы хотите и делаете только то, чего хотят от вас. Потакаете желаниям таких же подонков, как вы, и воображаете поэтому, что вы потрясатель основ и свободный художник. А вы просто поганый рифмач из тех, которые расписывают общественные сортиры.

– Все это правильно, - согласился Виктор. - Жалко только, что вы не сказали этого раньше. Понадобилось вас обидеть, чтобы вы это сказали. Вот и получается, что вы - гаденькая личность, Павор. Всего лишь один из многих. И если будут уничтожать, то вас уничтожат. По принципу незаметности, философствующий санитарный инспектор? В печку его!