Юрий Никитин - Скифы

С гиком и преувеличенно лихими воплями каменную глыбу с торчащим Мечом подтащили к борту. Собачники стали подходить, любопытствуя, пошли расспросы. Крылову хотелось цыкнуть на своих, оборвать, растоковались, даже работать прекратили, агитируют, но лишь взялся тащить сам, закряхтел погромче…

Первым устыдился Klm, с ломиком подбежал, поддел, а Гаврилов и Денис-из-Леса принесли веревки. Klm и Откин вернулись с толстыми досками, уперли одним краем в землю, другим подставили к борту. С четверть часа приподнимали глыбу, пока не удалось взгромоздить на край досок.

На машину залезли Матросов и Тор, зацепили глыбу. Крылов крикнул сверху, чтобы там внизу придерживали. Если рухнет, то глыбе ничего, даже если скатится, но Меч погнется. Плохая примета.

Собачники смотрели удивленно. Один, вокруг которого носился молоденький ротвейлер, поинтересовался:

— А разрешение вы получили?

Крылов не успел цыкнуть, как Откин громогласно удивился:

— Разрешение? Какое разрешение?

— На установку этого безобразия!

— Это не безобразие, — обиделся Откин. — Это священный символ скифов! Они на него насаживали каждого сотого пленного. Да и жертв… Чтоб кровь текла на землю. Уф, тяжелый, зараза…

У Крылова дрогнуло внутри, когда один из собачников приложил к уху коробочку сотового телефона. Губы его шевелились, он говорил и поглядывал на странных ребят, что, оказывается, даже не получили разрешение властей… Андерграундники, значится! А быть андерграундниками в стране, где разрешено все, вплоть до труположества, это вовсе ни в какие ворота не лезет!

Постамент заваливался то на одну, то на другую сторону. Все взмокли, озверели, тащили на вершину бывшей клумбы уже без шуточек, хмурые, сосредоточенные. Крылов снова подумал, что надо было скинуться да нанять профессиональных грузчиков. Хотя бы из числа тех, что дежурят возле мебельных магазинов. Зато водрузили бы сразу, получили бы за скорость на бутылку водки и пошли бы довольные…

Распахивая землю, как плугом, глыба наконец всползла на вершину. Всего-то на метр выше окружающей площадки, а все в мыле, будто тащили на вершину Эвереста!

Тор, от него прет как от коня-тяжеловеса, гулко выдохнул:

— Все!

Klm кинулся на постамент грудью, попробовал качнуть, подтвердил:

— Ага!.. Хрен свернешь!

— Если ветром, — согласился Откин. — Но если ворона сядет…

Крылов посмотрел на грозящее небу острие. В самом деле, можно бы сделать острее, чтоб уж наверняка даже воробей не сел. Хотя нет, не сядет. Не так остро, но все же отполированное лезвие…

Гаврилов ходил вокруг клумбы, обозревал со всех сторон. По его примеру пошел и Бабай-ага, тоже смотрел то так, то эдак, а на взгляд Крылова, меч и есть меч, это не скульптура раздирающего пасть льва Геракла, что сзади смотрится иначе, чем сбоку или спереди.

Уже собрались заглянуть в ближайший пивной бар, надо-де обмыть меч, обмывание — тоже старинный ритуал, видоизмененный из жертвоприношений пленных именно этому мечу, как из дома напротив высыпала целая толпа. Впереди бежал молоденький ротвейлер. На бегу подхватил толстую суковатую палку, понесся, держа ее поперек пасти. За ним торопился хозяин, а следом двигалось с десяток парней и мужиков в странной одежде. Крылов не сразу признал московских казаков, они даже писали себя на старый манер «козаки», что давало повод звать их хохлами.

Черт, да в том доме доживает век когда-то созданное на волне энтузиазма «Козаки Москвы», нечто балалаешное и матрешисто-самоварное. Но на День города они надевают свою клоунскую форму и гордо выходят на улицы…

Ротвеллерист крикнул издали:

— Жиды пархатые!..

Крылов опешил: чего-чего, но этого не ожидал, да и другие корчмовцы растерялись. Казаки надвинулись, трое остановились перед противниками, постепенно накаляясь, по их мордам Крылов видел, что они мучительно ищут повод начать ссору, остальные же сразу двинулись к памятнику.

Их били, вымещая обиды за неудачи с движением их липового казачества, за неудачи в бизнесе, за мелкую зарплату, за все, за все, шалея от того, что бить почти что можно, что те совершили незаконное, хоть и не вредное для общества, но у них нет «бамаги», а тут почти что за правое дело, за порядок, закон, Советскую… тьфу, вообще власть и общепринятые человеческие ценности, мировые и верные.

Тор и Klm дрались плечо к плечу. Их теснили, но оба держались стойко: Тор за счет чудовищной силы, Klm еще не все забыл из того, чему обучали в ВДВ. Остальные скифы с побитыми лицами, порванными рубахами, вывалянные в земле, пытались как-то сопротивляться, но их били, гнали, пинали, пока сквер не остался далеко за спиной, а под ногами не оказался асфальт дороги. Здесь люди, по проезжей части ходит троллейбус, может проехать и патрульная, лучше не связываться, и так полная победа над этими пархатыми…

Крылов провел ладонью по лицу. Очки потерял в самом начале схватки, пальцы нащупали вздутости на челюсти, а когда коснулся скулы, охнул. На кончиках пальцев осталась кровь.

Скифы ругались, редкие прохожие обходили их опасливо по широкой дуге. Крылов чувствовал, как их группу окружает облако поражения, разгрома. Почти зримое, тягостное, желтое, как предательство, и тяжелое, словно они выползли из озера ртути.

От реки почти не веяло свежестью. Спустились по мраморной лестнице, долго смывали кровь. Больше всего досталось Тору: у него даже торс, растеряв остатки рубашки, пламенел кровоподтеками, ссадинами, длинными царапинами. На Klm болтались лохмотья. Поколебавшись, он содрал их аккуратно, отнес к ближайшей урне для мусора.

Откин бегом поднялся наверх, исчез ненадолго, а когда вернулся, в руках был широкий лоток с мороженым.

— Освежись, — предложил он почти бодро. — Можно даже прикладывать к боевым ранам.

Молча сидели на мраморных ступеньках, смотрели на свинцово-серую грязную воду. Мороженое Откин купил самое дорогое, изысканное, только девиц угощать, но почти никто не чувствовал вкуса.

Гаврилов начал что-то рассказывать про языческие способы заживления ран и ссадин самовнушением, умолк, вскинул голову.

Сверху со стороны улицы по мраморным ступенькам нерешительно спускался ирокез. Тот самый, который тогда сказанул гнусность по поводу Яны… почему-то обычные в отношении других женщин вещи в ее адрес кажутся гнусностью, а Тор тогда показал этому Аморальнику, он так и назвался, что он попал не совсем туда.

Тор увидел прошлую жертву, зарычал. Ирокез тут же остановился. Лицо его было виноватое.

— Ребята, — заговорил он торопливо, — я читал о вашем сборе. Хотел прийти, потом долго не решался… а когда пришел, там уже доламывали Меч, сволочи! Может быть, я чем-то могу помочь?.. У меня есть сот пять долларов. Если могут пригодиться… ну, в общем деле…