Юрий Никитин - Скифы

Крылов прикладывал мокрый платок к лицу, разбитые губы щипало. Смолчал.

Тор сказал зло:

— На фиг нам твои зеленые?.. Купи на них пива.

Он зарычал — это Откин начал отдирать присохшие к ранам клочья от рубашки. Откин зашипел сочувствующе, но рванул сильнее. Тор выругался. Про ирокеза больше не вспомнили, а он послушно исчез.

Но минут через десять по ступенькам сверху зашлепали тяжелые шаги. Ирокез нес перед собой, сильно откинувшись назад, ящик пива. За ним шли еще двое посыльных из магазина, каждый держал перед собой по два ящика.

Ирокез поставил ящик у ног Тора, словно принес жертву. Посыльные смотрели на побитых критически, с недоумением. Ирокез расплатился с ними, оба ушли, ирокез торопливо открыл верхний ящик:

— Вот… как вы и велели!

Тор хмыкнул, его огромная лапища пошарила в ящике. На свет появилась темная бутылка с выпуклыми письменами и рисунками.

— Это что же… Ты на все доллары купил?

— На все, — ответил ирокез просто. — Это хорошее пиво. Лучшее в Европе.

Тор сковырнул крышку, сделал пару глотков. Лицо его стало задумчивое. Корчмовцы не двигались, наблюдали.

— Хорошо, — выговорил наконец Тор. — В самом деле пиво… классное. Ладно, ребята. Может быть, ради такого пива примем?

Раб Божий посмотрел печальными очами, сказал проникновенно:

— Тор, не продавай душу свою ради суетного.

— Пиво, — возразил Тор, — это вечная ценность!

Раб Божий обернулся к ирокезу:

— Сын мой, туда ли ты пришел?.. Через дорогу… ладно, не через дорогу, но через две улицы отсюда есть пункт вербовки добровольцев в «Общество равных прав». Там как раз проповедуют свободу от морали… Тебе туда, ты перепутал!

Аморальник оглянулся нервно, краснел и бледнел, переминался с ноги на ногу. Уже сделал было шажок назад, Крылов видел, как парень жутко дерется сам с собой, ибо отступить — это дать слабейшему в себе победить, и все, возможно, это последняя попытка сделать что-то самому, а не плыть по течению…

— А что? — спросил ирокез с внезапной злостью. — Разве вы не растаптываете старую мораль?

— Мы создаем свою, — возразил Раб Божий елейно, — а это две большие разницы!

Ирокез переступил с ноги на ногу. Лицо все больше краснело, словно его, как рака, держали в кипящей воде.

— А может, я тоже… — просипел он.

— Что?

— Ну, создавать…

Корчмовцы откровенно улыбались. А расхохотаться им не давали только ссадины и кровоподтеки на челюстях. Крылов ощутил, что парень уже начинает пятиться, сейчас уйдет, хотя еще не сделал движения, но в душе уже отступил, уже поворачивает..

— Ребята, — сказал он громко, — а если он Аморальник только для той морали, старой? Которую мы тоже не принимаем? Ну, у него свои формы протеста!.. Это можно даже назвать борьбой… при наличии особой фантазии. Не гоните его в шею… но и не подпускайте близко. Если он так рвется поучаствовать, то дайте ему место… в штрафном батальоне, к примеру.

Ирокез взглянул с такой горячей благодарностью, что Крылову стало неловко. Как будто жизнь мальцу спас, а не послал под огонь на передовую. Позволил умереть, так сказать, за Великое Дело.

Похоже, все подумали об одном и том же. А Тор сказал уже как своему парню:

— А что доллары гавкнулись, то не жалей, не жалей! Деньги всегда нужно срочно пропить, так как потом их просто не будет…

Когда ирокез ушел с каким-то заданием от Klm, Откин сказал глубокомысленно, без привычного смешка:

— Умирает старый еврей от дизентерии, просит врача: запишите, прошу вас, что я умер от сифилиса! Тот ахнул: да зачем же такую гадость?.. А пусть внуки думают, отвечает умирающий, что их дед умер как мужчина, а не как засранец…

В своем дворе, к великому удивлению, встретил Алексея. Сперва не узнал: из подъезда вышел незнакомый плотный солидный мужчина, круглое лицо, в руке портфель из коричневой кожи…

Тот первым заулыбался, махнул рукой. Крылов с изумлением узнал человека, которому сказочно повезло первым встретить Яну. Сказочно и несправедливо, просто слепой случай. А мог бы и он оказаться там в это время…

Под ложечкой болезненно заныло, а во рту ощутил горечь, будто глотнул настойку полыни.

— Привет, — сказал он удивленно. — Что с тобой? Ты враз так осолиднел… И пинджак с карманами в такую жару! Да еще этот портфель…

Алексей с жаром пожал ему ладонь. За это время он как-то одновременно и похудел, явно беготни много, и будто потолстел, или так держится, как актер, что умеет изобразить как толстого, так и худого.

Он хохотнул:

— Я ведь теперь — глава движения! Мне так положено. Да знаю-знаю, что ты думаешь… Этих партий и движений как собак нерезаных. Но ты ведь сам понимаешь, сейчас время именно для нас. Сильных и хищных!

Он снова захохотал. Зубы у него белые, ровные, явно чистит два раза в сутки, улыбка располагающая, отрепетированная перед зеркалом.

— А ты чего ко мне заглядывал? — поинтересовался Крылов. — Без звонка, странно как-то…

Алексей развел руками, брови взлетели в великом изумлении:

— К тебе? Вот эгоист! Да только в том подъезде сорок семей!.. Но ты почти прав, я побывал на твоем этаже.

Крылов спросил чужим голосом:

— Ты был у…

— Точно, — сказал Алексей обрадованно, словно Крылов подарил ему миллион. — У твоих соседей. Да ты не кипятись, не кипятись!.. Как будто я за тобой шпионю! Честно. Просто я приходил к твоим соседям. Это ведь мои потенциальные избиратели, потенциальные члены моей партии… или движения… Черт, все еще путаюсь, как его называть. Как думаешь, что в перспективе значительнее?

Крылов задержал дыхание, из груди рвется мат. Как будто мало по Москве дебилов, семей дебилов! Но он пришел именно сюда!

— Назови организацией, — сказал он зло. — Почему нет?

Алексей на миг призадумался.

— Организация? Это неплохо… Организация подразумевает дисциплину, полный контроль вожака, подчинение нижестоящего вышестоящему, а те подчинены мне, стоящему на вершине… Но, боюсь, будут затруднения с регистрацией. Да и сами затрудненники плоховато поддаются дисциплине, сам знаешь… Гм, ну ладно, я побежал! Увидимся.

— Удачи! — сказал Крылов.

Только в Корчме да самые близкие знали, что пожелать удачи — значит обозвать дебилом. Мол, сам не способен ничего добиться, получить, суметь, заслужить, а может рассчитывать только на то, что упадет с неба…

Алексей на ходу оглянулся, прокричал:

— Спасибо! Кстати, Яна передавала привет…

Он скрылся, а Крылов на всякий случай прислонился к стене дома, настолько разом ослабели ноги. Вряд ли этот соврал, хотя мог для пользы дела брякнуть и что-нибудь для него приятное. Такие вот живут по Карнеги: людям надо говорить только хорошее, тогда их можно обобрать до нитки. Нет, он бросил как приятное, но мелкое, что не жалко. Ведь не может же он, толстый и рыжий, да еще в очках, стать на пути такого крутого? Основателя партии или движения? Ведь провинциалка не разберется в тонкостях, для нее глава партии почти что глава правительства…