Юрий Никитин - Скифы

Работу забросил, занимался урывками, по Интернету отвечал по скифам, давал указания местным обществам, советовал, разъяснял идеи и цели ново-старого народа скифов, выслушивал и принимал подсказки с мест, которые оказывались нередко не только на других концах страны, но даже в ближнем и дальнем зарубежье.

Едва выходил из Интернета, телефон взрывался нескончаемыми трелями. Чаще всего звонили свои, чужаки закидывали емэйлами, но постепенно его телефон стал таким популярным, словно его писали на заборах.

Сегодня он сам скакал через горящую степь, рубил острым кривым мечом, конь расправил крылья, взлетел над пылающими городами… и тут прозвенел назойливый звонок, даже не звонок, а жестко и отвратительно простучало молоточком по металлу.

Он вслепую попытался нащупать будильник, но это оказался телефон. Голос Черного Принца ворвался в череп:

— Опять спишь?.. У тебя сонная болезнь? Скорее давай в кафешку к Валентине. Там такое творится!..

— Да что там?

— Там такое! — повторил Черный Принц.

В голосе были ужас и удовольствие разом. Крылов натянул шорты, майку и помчался к двери, на ходу всунув ноги в сандалии.

Открыл дверь, запоздало задержал дыхание. Воздух тяжелый от смрада, дети Мони снова нагадили на площадке и даже внизу на ступеньках, вон кучи. Перила в коричневых бугорках, это средненький любимец семьи резвится, обожает вымазывать… Хорошим таким счастливым смехом детства заливается всякий раз, когда кто-нибудь из взрослых берется за перила, а потом с проклятиями отдергивает перепачканную руку… Еще он умеет реветь как паровозный гудок, вот только говорить так и не научился, хотя уже восемь лет от роду.

Крылов, переступая через дерьмо, добрался до дверей лифта. Было мучительно ждать, когда старенький лифт поднимется на его десятый этаж, но еще страшнее бежать по лестнице, рискуя поскользнуться на жидком дерьме, у средненького оно всегда жидкое и невыносимо вонючее.

Во дворе ему встретился сам Моня, глава этой семьи замедленных. Хороший добрый мужик с умом трехлетнего младенца, что так и не научился читать, как и курица не умеет считать больше, чем до трех, однако это не мешает ему усердно подметать во дворе и перед домом. Особенно он любит сгребать осенью листья.

— Кость, — сказал он. — Кость, ты не беги, Кость!.. Ты постой, Кость!.. Вот что я тебе скажу, Кость… Что я тебе хотел сказать, Кость?

— Не знаю, — ответил Крылов. Он начал потихоньку отодвигаться, перед этими умственно отсталыми всегда чувствовал вину, словно сам в чем-то посодействовал их появлению на свет. — Ты вспоминай, а я пока пойду…

— Не, — вскрикнул Моня, — вспомнил!.. Да и как же не вспомнить, когда… а что когда? Ага, Кость, ты в очках, ты знаешь.

— Знаю, — ответил Крылов тоскливо.

— Во-во, — сказал Моня радостно. — Вспомнил!.. Маня грит, что теперь нам должны дать квартиру исчо… Но мне не надо другую квартиру, Кость. У меня есть квартира, верна?

— Верно…

— Вот и я грю! Нам надо только больше, больше, больше! Нам грят, что нашу квартиру расширят… Ну, весь этаж будет нашим. Понял, Кость?.. Мы сломаем стену и присоединим ту, где ты щас… Только и делов!

Крылов спросил тупо:

— А я куда?

Моня в затруднении раскрыл рот:

— Куда?.. Да ты идешь? Вот идешь себе и иди, иди, иди… А мы пойдем в твою квартиру.

Кулаки Крылова стиснулись сами. Чтобы не ударить в эту тупую рожу, он повернулся и пошел в сторону магазина, хотя надо было идти совсем в другую сторону. Уже на пороге гастронома понял, что отступил, как всегда отступал, но раньше отступал перед силой, наглостью, напором, новыми русскими. На этот раз отступил вообще перед дебилом.

Перед наступлением на мир дебилов.

В их семье Моня самый развитый. Жена его, Маня, владеет десятком слов, а дети, по закону генетики, опустились еще на ступеньку развития, их даже не учили разговаривать, однако по нелепейшим «общепринятым общечеловеческим ценностям» Маня была объявлена матерью-героиней. Крылов помнил день, когда ей вручили медаль, диплом и всякие там знаки отличия, а также трехкомнатную квартиру, тем самым проведя ее вне очереди, в которой остались ждать люди нормальные и здоровые. После чего Маня регулярно рожает, как крольчиха, по ребенку через каждые девять месяцев. Чтобы детей не тревожить, для нее освободили трехкомнатную квартиру по соседству, объединили обе в одну.

И вот они уже знают, подумал Крылов с отвращением, что на добавочных детей им дадут и добавочную квартиру. Внезапно на спину обрушился холодок, не сразу даже понял, что же так напугало, а потом сообразил, что и в самом деле у него отнимут, а им дадут! Вот так просто придут к нему из ЖЭКа или чего-то там квартирного, скажут: вы же человек нормальный, как-то выживете. К вам уже приходили, предупреждали, предлагали. Вы отказались, а теперь мы вас решили переселить на окраину, там хоть ни телефона, ни дорог, ни коммуникаций, зато свежего воздуха вдоволь. А эти, вы же понимаете, убогие, им надо помогать, уступать, отдавать…

И он уступит, отдаст, потому что «так принято». Про себя будет клясть все это самыми матерными словами, но вслух скажет торопливое «да-да, я все понимаю…», после чего разросшаяся семья дебилов займет его квартиру, а потом и весь этаж…

Только и надежда, подумал он в бессильной злобе, что полные идиоты уже не могут размножаться, у них эти функции нарушены. Правда, дети Мони еще могут совокупляться, а значит, из шестнадцати дебилов получится пара сотен полнейших идиотов, что даже гадят под себя… Это же сколько им понадобится квартир, а затем больниц, врачей, медсестер, лекарств?..

Он все ускорял шаг, от него несло жаром. Похоже, даже разговаривал на ходу, как выживающие из ума старухи, прохожие сторонятся, кто-то свистнул вслед.

Умерил шаг, задышал медленнее, взгляд медленно начал очищаться. Вчера был дождь, но сегодня небо снова ясное, синее, начинает жарить, как на сковородке.

На том месте площади, где на просторе пятеро столов под игриво-разноцветными тентами, он увидел огромную толпу. К обочине на скорости подъезжали патрульные машины, бравые ребята выскакивали, смотрели с бордюра, что-то нервно выкрикивали в микрофоны.

Сами корчмовцы оккупировали все выносные стулья, но, кроме них, как заметил Крылов, всю площадь заняли тусовочные разношерстные группки молодежи… с редкими вкраплениями старшего поколения… вон еще какие-то рокеры оккупировали парапет на входе в метро, и не жарко им в черных куртках, хоть и на голое тело… а подальше целая толпа веселых парней и девчонок, у которых на лицах крупными буквами написано желание подраться. В руках он заметил плакаты, пока свернутые.

Черный Принц заметил издали, выбежал навстречу. Пожал руку, сказал свистящим шепотом: