Александр Громов - Шанс для динозавра

Барини налил второй стакан. На этот раз пил врастяжку, глотками столь крохотными, что вино, казалось, впитывалось еще во рту. Хорошее вино. Под него можно сидеть и… нет, не думать. В лучшем случае – ощущать. Но что? Свое бессилие?

Вспомнилось: точно так же он иногда сиживал в своем доме на Земле – один, приказав закрыться окнам и глухим ставням, отключив коммуникатор. Сидел и молча злился. С той разницей, что тогда он обходился без вина. Вместо того чтобы потратить время на работу или удовольствия, терял его даром и оттого злился сильнее. Для оправдания вспоминал слова Эйнштейна о том, что человечество-де сильнее всего нуждается в скамеечке, чтобы посидеть и подумать. О чем?! О мире, в котором не хочется жить?

А ведь тот мир был утопией, о какой не могли мечтать ни Мор, ни Кампанелла! Короткие и необременительные часы работы. Много отдыха с великим разнообразием разрешенных удовольствий и чуть меньшим, но все равно громадным разнообразием удовольствий рекомендованных. Почти все, о чем человек может мечтать, уже создано, серийно выпускается и не слишком обременительно для личного бюджета. Социальные программы позволяют не работать тем, кто не может или не хочет. Почти все болезни побеждены, продлена человеческая жизнь…

Для чего? Чтобы люди с каждым поколением все больше утрачивали интеллект и волю к жизни? Какому Мору или Кампанелле могла прийти в голову мысль, что человечество не выдержит экзамен утопией?

Казалось бы: одолел все мыслимые на сегодняшний день препятствия – иди, человек, дальше, бери новые рубежи, пробивай или продавливай лбом стенки. Изобретай новые потребности, если тебе это уж так необходимо для движения вперед, и даже, возможно, не так уж страшно, если изобретешь что-нибудь лишь для желудка или гениталий. Но – стоп. Кончилось движение. Экстаз и оргазм. Работа – для немногих, да и та заключается в выдаче команд машинам либо роям нанороботов. Куда двигаться дальше, зачем?

Может быть, ради счастья? Не удовольствия, коих море, а именно счастья? С ним ведь ой как плохо, особенно если взглянуть на статистику самоубийств… Но кому счастье дается даром? Через мучения оно чаще всего достается, вот что обидно… А ведь это типичный мазохизм – добровольно мучиться! Формального запрета нет, но кто позволит? Переть против мнения общества? Ну-ну…

«Пилигрим» был первым и последним звездолетом Земли. История его создания затянулась лет на восемьдесят, то и дело надолго прекращаясь из-за нехватки выделяемых средств. О борьбе за финансирование проекта можно было бы написать толстенный том в гибридном жанре слезницы и плутовского романа. Чудо, что звездолет, почти никому не нужный, почти всеми забытый, все-таки был достроен и подготовлен к путешествию – всего-навсего до системы альфы Центавра и обратно с экипажем из четырех человек. Одиннадцать лет пути. Ради чего? Пожалуй, лишь члены экипажа задавали себе этот вопрос…

И настал день, когда они честно ответили на него: полет к ближайшей от Солнца звездной системе – это даже не отчаянная попытка придать цель и смысл дальнейшему существованию человечества. Это бегство. Просто-напросто бегство из мира, где им четверым стало невыносимо жить.

Конечно, в глазах подавляющего большинства людей они были извращенцами. Добровольно согласиться запереть себя на одиннадцать лет в консервной банке, пусть большой, пройти ради этого через бесконечные изнурительные тренировки – это надо же додуматься! А в их глазах подавляющее большинство людей были тупыми и самодовольными животными с социальным пакетом и правом голоса. И не было, и не могло быть между теми и другими общего языка. О чем полезном могут толковать между собой динозавры разных видов, пережившие свое время?

Но решение не возвращаться пришло позднее. В программу полета, помимо исследования довольно заурядной звездной системы, входило наблюдение за релятивистскими эффектами в окрестностях черной дыры, лет за сто до того обнаруженной почти точно на линии Солнце – альфа Центавра. «Пилигрим» должен был пройти неподалеку от черной дыры, сбросив в нее зонд.

Решение сбросить в черную дыру не зонд, а себя вместе с кораблем было принято единогласно. Групповое самоубийство? Очень возможно. А возможно – выход в иную вселенную, если после пересечения сферы Шварцшильда удастся избежать сингулярности, где корабль вместе с людьми будет порван приливными силами в мелкие ошметки…

Да и что принципиально нового могли бы найти астронавты на альфе Центавра? Компонента А, похожая на Солнце, – старая звезда. Если бы у нее были планеты, подходящие для развития жизни, то эта жизнь, достигнув уровня разумных существ, давным-давно обнаружила бы себя. А если эта цивилизация, подобно земной, впала в сытое скотство, то что в ней интересного?

Князь плеснул себе еще вина. Горько усмехнувшись, покачал головой. Вспомнил тех, кто все-таки ждал на Земле возвращения «Пилигрима», и ждал напрасно. Вспомнил покойного Нолана и помянул его отдельным глотком. Перегрузка была дичайшей, корпус корабля трещал, и всем казалось, что наступают последние секунды. Нолан Уайт не выдержал перегрузки. Он умер спустя двое суток, успев напоследок увидеть звезды иной вселенной – точно такие же немигающие и равнодушные – и среди них одну яркую желтую звезду. Он так и не узнал, что вокруг той звезды обращается землеподобная планета, населенная людьми, чья цивилизация слепо занесла ногу, чтобы ступить на дорожку бурного прогресса. И ведь не только из голой выгоды, извлекаемой владельцами мануфактур, нет, не только! Также из высоких целей, проповедуемых гуманистами, из мечты о светлой жизни для всех и каждого, о Прекрасном Завтра человечества!

Эти люди не знали и не могли знать, куда в конце концов приведет цивилизацию эта дорожка. Знали земляне, но могли ли подсказать? Кто стал бы разговаривать со слабоумными?

Можно было явиться в обличье посланцев бога, демонстрируя силу, проповедуя и заставляя, поощряя понятливых и карая непокорных… Э, чепуха… Устойчивую систему можно изменить только изнутри – с этим тезисом довольно скоро согласились все трое.

«Мы не прогрессоры и не регрессоры, – не без сарказма подытожил Отто по окончании разведки и выработке плана действий. – Мы стрелочники. Будем переводить цивилизацию на новый путь. С магистрального на запасный».

«С западного на восточный», – уточнил Морис.

«Потому что мы знаем, куда ведет западный», – хотел сказать Анатолий Баринов, будущий князь Барини и, возможно, будущий император, но ничего не сказал. К чему слова, когда и так все понятно?

План действий обрастал неизбежными поправками, а то и вовсе менялся на радикально иной. Так вода, растекаясь по мягкому грунту, ощупью ищет путь, утыкаясь в одно препятствие за другим, пока наконец не найдет верный ход и не начнет промывать извилистое русло. Как еще живы остались в первые месяцы – непонятно. Теперь смешно и вспомнить, с чего пытались начать, – с пропаганды новой для этого мира философской системы! В одном занюханном городишке Мориса избили так, что, не подоспей вовремя Отто с флаером и не доставь избитого на «Пилигрим» в объятия киберлекаря – не выжить бы Морису. При виде опускающегося флаера толпа брызнула во все стороны, оставив в навозных лужах на городской площади с десяток затоптанных насмерть. А выздоравливающий в медотсеке «Пилигрима» Морис с невеселой усмешкой подытожил: «Мы кретины. Кому здесь нужна философия? Этим людям нужна только религия!»