Эрнест Маринин - Узник (сборник)

– Может, я и дура, но чтобы тебя понимать, не нужно иметь семь пядей во лбу! Достаточно тебя просто видеть! Ничтожество – вот ты кто! Ничтожество, тряпка и мелкий подлец. Да ты ведь не изменял мне только потому, что боялся! А твое стремление к признанию – неважно, заслужил ты его или нет! Господи, зачем я с тобой связалась? Могла же найти себе настоящего мужчину, человека с характером…

– Такой человек выгнал бы тебя через неделю… Ладно. Весь наш разговор – сплошная низость. Прекратим его. Вопрос решен: я улетаю, ты остаешься. А сейчас пойди и займись делом.

Штурманы обрабатывали пластинки. Тимохин обмерял, Ким считал. Коля Тимохин и в самом деле не любил считать, зато обмерять ему нравилось. Имел он необычайную даже для глазастых штурманов остроту зрения и точный глазомер. И работал так, что смотреть приятно. Вот взял очередной негатив, подобрал на этажерке соответствующую маску, точным движением вставил ее в гнездо просмотрового столика, а потом наложил сверху пластинку и слегка подвигал, совмещая точки на негативе с метками на маске. Не глядя ввел номер негатива, наименование опорного квазара, дату съемки. Компьютер вывел расчетное расстояние от «Кентавра» до Солнца, список контрольных точек и результаты прежнего замера, выполненного в начале полета. Тем временем Николай подвел столик к оси микроскопа и, ловко покручивая сразу два винта, поймал в перекрестие слабенькую точку квазара.

– Ну-ка, Димчик, взгляни! Глаз-ватерпас, скажу вам без хвастовства, милорд!

Дима склонился к бинокуляру и восхищенно отозвался:

– Здорово! И как это ты ухитрянешься – ведь почти не крутил, вот так с ходу…

Он повернул призму, отбрасывающую луч на матрицу, и, осторожно трогая винты, не отрывая глаз от окуляров, отрегулировал совмещение по стандартной методике. Посмотрел на нониусы и с завистью констатировал:

– Да уж, что глаз, то глаз… Ошибка всего сорок микрометров! Противоестественно!

– И затратил на наводку раз в сорок меньше времени, – самодовольным тоном добавил Тимохин.

– Ну, все-таки снижает точность…

– Грех спешить с выводами, милорд, – загадочно ответил Коля. И повел микроскоп к первой контрольной точке.

А Дима углубился в расчеты. Точность считывания не превышала восьми знаков, но считал он до двенадцатого – сказывался характер.

Через час Николай перебросил к нему на стол карточку с результатами замеров и небрежно, как бы между прочим, сообщил:

– Кстати, прибор дает против глазомера систематическую ошибку в среднем на тридцать семь микрон…

– Микрометров, – привычно поправил Ким.

– Видно, ось матрицы сбита, – продолжил Николай.

– Или глаз у тебя сбит. То есть косой. В смысле, дает систематическую ошибку, – так же незаинтересованно отозвался Ким.

– А на спор! Позовем деда Виноградова, пусть проверит технику!

– Можно, естественно. Даже нужно. Но все равно с прибором точнее. Естестве… гм… конечно.

– А производительность?

– Это не главное. Времени хватит. Точность – вот что нужно.

– И ты туда же! По-моему, Казарян выпендривается. Конечно, я меряю точнее, чем компьютер, но при таких объемах выборок все погрешности все равно усреднятся, и точность эта на фиг не нужна… Ладно, – Тимохин повернулся вместе со стулом. – Все это лабуда. Кончай считать. Давно поговорить надо.

– Давай поговорим, – согласился Дима Ким и отключил монитор.

– На корабле три штурмана – кэп и мы. Кэп остается. Ему нужен сменщик. И на бот нужен штурман, хотя бы один. Выходит, одному из нас лететь, другому – оставаться. Уяснил?

– Естественно. Давно уяснил. Ты летишь, я остаюсь.

– А что ж так, милорд? Если дозволено будет полюбопытствовать…

– Есте… пожалуйста. Ты халтуришь в расчетах. Поэтому Казарян не любит с тобой работать. А у того, кто останется, вся работа будет с Казаряном.

– И все?

– С другой стороны, у тебя лучше глазомер и реакция. На боте это будет важно.

– Теперь уже все?

– Естественно. Что ж еще?

– Не морочьте мне уши, милорд! А Ирина? Ты что думаешь, все кругом слепые? Ты же до сих пор влюблен в нее как мальчишка!

– Об этом я с тобой говорить не хочу. Ты циничен.

– Это не цинизм – это прямота. Ирина без ума от кэпа. Она останется… Ну что ты вылупился?! Сам не видишь, что ли?…

И замолчал. Дима прикрыл глаза, облизал губы, плотно сжал челюсти. Кадык прыгнул вверх и вниз.

– Ты что, правда не знал?… С ума сойти… – Коля покачал головой, но потом упрямо продолжил: – Так вот знай: без ума! Она останется. Ты без ума от Ирины, ты тоже останешься. Ах, как это романтично, как трогательно! Так вот: это просто глупо. Сопли это, понял? Она все равно тебя не заметит. С кэпом тебе не тягаться. А страдать от неразделенной любви в ваши тридцать два года – это, милорд, идиотизм… Между прочим, она ведь выше тебя ростом, – совсем уж невинным голосом добавил Тимохин.

– Я не верю, что ты и в самом деле так думаешь, – тихо ответил Ким. – Я знаю, ты сам любил Ирину раньше, я мог бы подумать, что ты уговариваешь меня улететь, чтобы самому добиваться, но ведь ты уже… или нет? – Он растерянно уставился на Николая, на его внезапно побелевшие сцепленные пальцы и плотно сжатые губы. – Ты… действительно хочешь остаться?

– Да!

– Теперь мне понятно… Но я все равно не уступлю.

Тимохин встал и прошелся по лаборатории. Криво улыбнулся:

– Ладно, милорд. Не драться же с тобой, коротышкой. Убьешь ненароком, а кто на боте рулить будет? Остается бросить жребий.

– Не милорд. И вообще – нет. Решать жизненные проблемы жребием – извини, противоестественно.

– Та-а-ак. Ну тогда идем к капитану.

– После смены. А пока надо работать.

Он опустил голову и включил монитор.

Зина Жукова закрыла проявочную машину и повернулась к мужу.

– Виталий… а почему ты сказал мне об этом только сейчас?

– А что толку было говорить раньше? До вчерашнего вечера это оставалось просто несбыточной мечтой…

– Скажи, это и в самом деле единственная причина, побуждающая тебя… бежать из экспедиции?

– Ну конечно, – удивленно отозвался Красовский. – Неужели ты, Зина… Ну послушай, я попытаюсь снова… ведь если я не смогу объяснить тебе, как я объясню другим?

– Не надо. Суть я запомнила хорошо: ты любишь свою профессию, но полного удовлетворения она тебе не дает; не хватает ежедневного ощущения конкретной пользы для конкретных людей, так? Ты понял, что такое ощущение могла бы дать медицина – ежедневно избавлять людей от боли и страданий. Но понял поздно, уже в экспедиции. Все верно?

– Да, конечно. Значит, тебе все понятно, правда?

– Нет, мне не все понятно.

– Но как же, все так просто – раньше это было пустой мечтой, а теперь, когда мы через месяц будем на Земле, это вполне реальные и осуществимые планы. Разве можно не воспользоваться таким случаем? Ведь я потом всю жизнь буду казниться…