Алексей Калугин - Полет мотылька

Пальцы девушки, сжимавшие колено Геннадия Павловича, расслабились. Теперь ладонь ее просто лежала на его полусогнутой ноге.

– Я слушаю вас, Геннадий Павлович, – шепотом произнесла Марина.

Но Геннадий Павлович уже позабыл, о чем собирался спросить. Теперь его не просто интересовал, а мучил один-единственный вопрос: – Как долго мы здесь просидим?

– Пока не уйдет инспекция, – прошептала в ответ Марина.

– А как мы узнаем, что она ушла?

– Можно будет подняться наверх после того, как инспекция заглянет в нашу комнату.

Геннадий Павлович скрипнул зубами и сдвинул ноги.

Марина по-своему интерпретировала его движение.

– Не бойтесь, – успокаивающе похлопала она Калихина по колену. – Здесь нас не найдут.

В ответ Геннадий Павлович тяжело вздохнул. Сейчас даже близость Марины не радовала его. Он понимал, что поступил как последний идиот, позволив затащить себя в дыру под встроенным платяным шкафом. Но теперь уже было невозможно что-либо изменить. Судя по всему, в ближайшее время Марина не собиралась вылезать на свет божий. А если в квартире и в самом деле работала инспекция программы генетического картирования, то что подумают люди, увидев Геннадия Павловича, тайком выбирающегося из комнаты, в которой не было никого, кроме древней старухи? Нет, совершенно определенно, Геннадий Павлович не мог подвергать себя такому риску! Даже под угрозой разрыва мочевого пузыря!

– Должно быть, сегодня заберут Семецкого, – высказала неожиданное предположение Марина.

Прозвучало это так, будто она продолжала обсуждать с Геннадием Павловичем вопрос, понятный им обоим.

– Куда заберут? – процедил сквозь зубы Геннадий Павлович. И то лишь потому, что почувствовал – Марина ждет ответной реакции на свои слова.

– В дом призрения для физически неполноценных, – ответила Марина и тут же уточнила: – На подмосковную дачу.

– Почему именно его?

– Потому что он старый. – После недолгой паузы Марина добавила: – К тому же у него серьезные нарушения в геноме – букет врожденных синдромов в рецессивной форме.

– Откуда вам это известно?

Марина ничего не ответила.

Геннадий Павлович не стал повторять вопрос – сейчас ему было не до того. Вдобавок к проблеме переполненного мочевого пузыря он начал чувствовать боль в затекшей спине и неприятное покалывание в коленях и икрах ног, застывших в крайне неудобном положении, которое, того гляди, могло обернуться полным онемением конечностей.

– Ладно…

Пытаясь перераспределить центр тяжести тела, Геннадий Павлович попытался было чуть-чуть сместиться в сторону, но движение тотчас же отозвалось болезненным спазмом внизу живота. Геннадий Павлович поморщился и, в очередной раз порадовавшись тому, что Марина не могла видеть его лица, медленно, очень осторожно вернул тело в исходное положение.

– Ладно, – снова повторил он. – Допустим, Семецкого сегодня заберут… В конце концов, может быть, в доме призрения ему будет лучше, чем в нашем клоповнике…

Тихий, но весьма выразительный смешок Марины Геннадий Павлович предпочел не заметить.

– А как же ваша бабушка? – спросил он. – Ее ведь тоже могут забрать.

– Нет, – коротко ответила Марина.

Геннадий Павлович полагал, что подобное безапелляционное заверение подразумевает некое обоснование, но Марина, по-видимому, считала, что ее ответ в комментариях не нуждается. Подождав какое-то время и не получив никаких разъяснений, Геннадий Павлович задал новый вопрос:

– Ну а мы-то почему прячемся?

Ответа не последовало.

– Марина, – шепотом позвал Геннадий Павлович так, словно опасался, что девушка, чью ладонь он как и прежде чувствовал на колене, могла вдруг таинственным образом исчезнуть, оставив после себя только легкое, похожее на воспоминание тактильное ощущение.

Пальцы Марины едва заметно шевельнулись. А может быть, вздрогнули. Геннадий Павлович осторожно прикрыл ее ладонь своей. Вначале он почувствовал тепло, заполняющее грудь, словно гелий воздушный шарик, готовый вырваться из рук и взлететь. А спустя несколько секунд, напоенных ни с чем не сравнимой восторженной радостью, – такой мощный позыв к мочеиспусканию, что по-настоящему испугался за целостность некоторых своих внутренних органов. Но Марина, похоже, неверно истолковала то, как внезапно напрягся всем телом ее сосед.

– Вы ведь сами все отлично понимаете, Геннадий Павлович, – едва слышно проговорила она с такой болью в голосе, как будто слова эти стоили ей едва ли не десяти лет жизни.

«Да ничего я не понимаю!» – хотел было закричать во весь голос Геннадий Павлович. Но все же ценой неимоверных усилий ему удалось совладать с эмоциями.

– Все, – шелестящим шепотом проговорил Геннадий Павлович. – Я выбираюсь отсюда.

– Нет.

– Да!

Геннадий Павлович оперся ладонью о стену, пытаясь найти опору для того, чтобы приподняться и встать на колени, – иначе из конуры, в которой он сидел, согнувшись в три погибели, было не выбраться. Не произнося ни слова, Марина уперлась ладонями ему в плечи и, навалившись сверху, придавила собственным телом. Возможно, что в иной ситуации, оказавшись в подобном положении, Геннадий Павлович просто сомлел бы от восторга, но сейчас он едва не заорал от боли, когда тысяча раскаленных иголок впились ему в низ живота.

– Марина… – простонал он сквозь зубы.

Мольбы были напрасны – Марина не собиралась выпускать его из своих объятий.

– Поверьте мне, Геннадий Павлович, – горячо зашептала она ему в ухо. – Нам нужно переждать… Обязательно…

– Ч-черт, – ответил на это Геннадий Павлович, пытаясь хотя бы перевернуться на бок.

– Вы же сами все понимаете… Зачем напрасно рисковать… Все ведь можно иначе устроить…

– Да ничего я…

Геннадий Павлович не успел закончить начатую фразу – Марина ладонью плотно зажала ему рот.

– Тихо.

На этот раз голос у нее был такой, что Геннадий Павлович невольно подчинился и замер в скрюченном положении. Хотя и понимал, что, пролежи он так пару минут, и без посторонней помощи ему будет уже не разогнуться. Прислушавшись, Геннадий Павлович услышал, как в комнате щелкнул дверной замок. Тихо скрипнул паркет под ногами вошедшего в комнату человека. Хотя, вполне вероятно, что людей было двое, а то и трое. По-слоновьи всхрапнула спавшая на кровати старуха, после чего в комнате вновь воцарилась тишина.

Очень осторожно, чтобы быть уверенной, в том, что Калихин не собирается поднимать крик, Марина отняла ладонь от его губ. Геннадий Павлович никак на это не отреагировал. Он даже на время забыл о затекших коленях и доводившем до безумия желании помочиться. Он напряженно прислушивался, пытаясь понять, что происходит в комнате.