Александр Громов - Год лемминга

– Я так и думал, что все в порядке. Может быть, даже слишком в порядке, а? Тему-то у Домоседова вы взяли – зачем, спрашивается? Вам теперь и тянуть, уж не взыщите за последствия. Вы у нас молодой и горячий, сил девать некуда, вот он и воспользовался, жук – спина в полосочку. – Кардинал хихикнул и сразу посерьезнел: – Я, признаться, был убежден, что вы откажетесь, а он вас все же как-то уломал. Справитесь, а?

– Должен справиться, Павел Фомич, – сказал я, чувствуя, как мой лоб стремительно покрывается испариной.

– Да уж постарайтесь, голубчик вы мой. На вас теперь вся надежда… Уже работаете, вижу? Ну что ж, пожелаю вам успеха и не стану мешать.

Он дал отбой, а я плюхнулся в кресло, ощущая себя полным идиотом. Обвел меня Нетленный, и как обвел! Поди теперь объясни, что и в мыслях не держал давать окончательное согласие, – да и кому придется объяснять? Кардиналу? Суду чести?

Объяснил один такой…

Что ни говори, а Путилин ушел красиво, с тоской подумал я, да и Урванцев из Аварийно-Спасательной, выслушав вердикт, сделал как надо. По слухам, опровергающим официальную версию, один лишь Краснопольский пытался бежать – разумеется, безуспешно. Не хочу плохо думать о людях. Впрочем, это было давно, и сейчас уже не столь важно: сам он ушел или кому-то пришлось ему помочь.

Три смертных вердикта за три десятилетия – много это или мало?

Достаточно.

Вопросов было больше, чем ответов. Пока было ясно одно: Нетленный подставил меня самым подлым образом, и тянуть паскудное дело о суициде придется теперь именно мне. Но Кардинал при желании мог бы поставить Нетленного на место одним щелчком. Он этого не сделал. Почему?

Стоп, стоп! Кардинала не обведешь, вот в чем дело. Он мог ИЗОБРАЗИТЬ, что интрига Нетленных Мощей достигла цели – изобразить специально для того, чтобы ненавязчиво передать неудобное дело мне. Так ли уж он уверен, что я справлюсь? Или кому-то – имен не называем – мечтается, чтобы я сломал себе шею?

Возможно.

– Мя-а-ау!

Я пошел и отворил дверь. Возвращаться к компьютеру не хотелось совершенно.

– Заходи уж. Гладиатор.

Кот был тот самый – вчерашний агрессор, посягнувший на чужой подвал и, как видно, не слишком удачно. Первое, что он сделал, – ворвался в прихожую пулей вместе с клубом морозного тумана. Второе – вызывающе заорал.

– Не вопи – выгоню, – пригрозил я.

Кот немедленно заорал снова. Со вчерашнего дня он лишился по меньшей мере половины шерсти, одно ухо было надорвано, но зеленые искры по-прежнему горели неукротимо. Гладиатор и есть. Люблю таких. С минуту он настороженно глазел на меня, потом, как видно, отказав мне в чести считаться серьезным противником, потряс башкой и занялся туалетом.

– Здорово тебя отделали, – посочувствовал я. – Жрать хочешь?

Пока кот с жадностью чавкал рыбными палочками, я сходил в ванную и наполнил таз.

– Если не станешь драть ковры и дашь себя вымыть – оставлю жить.

– Мня-а-ау-у!

– Согласен?

– Мя-у!

– Как же мне тебя назвать, зверюга? – Я почесал макушку. – Васькой? Нет, лучше Бомжом. Ты глазами-то не сверкай. Бомж – нормальное кошачье имя, даже где-то аристократическое… Согласен?

– Мя!

– Договорились. Может, вправду оставить тебя жить?

Снова дзинькнул вызов – на этот раз на моем браслете. Кот отскочил от меня в угол и зашипел, выгнув спину.

– Ша, дурак! – цыкнул я. – Малахов слушает!

– Ой, здравствуйте. Я туда попала? – Голос был требовательный.

– А куда вам надо? – спросил я.

– Михаил Николаевич, вы? Господи, наконец-то… Понимаете, я код забыла, никак не могу попасть. Это я, Ольга…

Какая еще?.. Ах да.

– Здравствуйте, – сказал я. – Подождите секунду, сейчас сделаю изображение… Простите, что не позвонил вам. Есть какие-нибудь проблемы с вашим э… приятелем?

Было похоже на то, что леди Белсом провела последние сутки еще хуже, чем я. Темные круги вокруг глаз я заметил сразу, и голос звучал глухо:

– Андрей умер.

Внутри у меня что-то екнуло. Где-то задребезжал звоночек: вот оно…

– Неудачная операция? – спросил я со слабой надеждой.

Мне самому в это не верилось. Хотя, конечно, медицина – самая неточная из практических наук после лозоходства, и человек, несмотря ни на что, бывает, мрет от собственного чиха.

– Нет.

– Успокойтесь. Расскажите все.

– Операция прошла хорошо, так доктор сказал. Я дежурила до вечера. А ночью… – она судорожно вздохнула, но справилась и не всхлипнула, – он очнулся и пополз… Не стонал даже, а то бы услышали, там перегородки тонкие. Только по сквозняку и заметили неладное. Открыл окно и… в общем, там десятый этаж. Без крика, без ничего. Доктор удивлялся, как он вообще с кровати встал, а ведь ему еще верхнюю защелку открыть надо было! А самое главное – он очень боялся высоты. Не высоты вообще – он ведь по горам с нами ходил, и ничего, – а высоты искусственных сооружений. Был у него такой пунктик. Понимаете, для него подойти к окну на десятом этаже было смерти подобно. А в горах высота его не пугала, на краю скалы свободно стоял, мы еще шутили по этому поводу. А тут… сам выбросился… Не верю я в это, слышите! Не могло так быть.

– Не верите, что сам? – попытался уточнить я.

– И вы бы на моем месте не поверили. А если не сам… тогда я вообще не знаю, что думать. У него ведь и врагов настоящих не было, понимаете? Ну, то есть, были, но… одно дело не поздороваться или по морде съездить, а другое – вот так вот… – Она покачала головой.

– Самое страшное может стать самым притягательным, – сказал я не очень уверенно. Все-таки я не психолог. – Ну ладно… Простите, ради бога, за хамский вопрос, Ольга: чего вы все-таки от меня хотите?

– Вы же функционер, вы все можете. Прикажите разобраться.

– А вы не находите, что это дело полиции?

– Следователь со мной уже говорил. По-моему, они там темнят, как умеют. – На этот раз в ее голосе прозвучала злость, а я вспомнил о фальсифицированной статистике. И о том, что мне при поддержке Нетленных Мощей придется заниматься тем же самым. – Я ВАС прошу разобраться, а не полицию.

– Вот как? Кстати, отчего вы решили, что полиция темнит?

– Говорю – значит, знаю. Я все-таки журналистка, обычно вижу, когда мне врут.

Так… Журналистка. Только этого мне не хватало.

– Кажется, вы говорили, что работаете биологом?

– Работала. Исследовала генетические изменения у рыб в Москве-реке и Яузе.

– Там еще есть что исследовать? – спросил я.

– Вы имеете в виду генетические изменения?

– Я имею в виду рыбу.

– Нет. Потому-то я и занялась журналистикой.

– А-а.

Словно теплая ладонь ни с того ни с сего легла на затылок и одновременно другая – прохладная – на лоб. Я даже провел рукой по голове, чтобы убедиться, что никаких ладоней там нет, и довольно ловко изобразил, что поправляю волосы. У функционера спокойствие и уверенность должны сочиться из всех пор рефлекторно, а если рефлекс сбоит, ему надо помочь…