Кир Булычев - Старый год

– Ну скажите же, что ему нужно?

– Ты нетерпелив. А император влюбился. Раз император влюбился, то он намерен заполучить твою Людмилу. Но он не может этого сделать, потому что она еще девочка, – он должен ждать, когда ей исполнится шестнадцать, семнадцать... не знаю уж сколько лет! И тогда он женится на ней! У нас все как у людей.

– А до этого? – У Егора отлегло от сердца, но внутреннее напряжение оставалось. Здесь не бывает сказок с хорошим концом.

– А до этого мы будем пасти эту овечку.

– Четыре года? Пять лет?

– Сколько понадобится. Император влюблен.

– Нам нужно отсюда уехать, – сказал Егор.

Вельможа пожал плечами:

– Все в свое время и по воле императора.

Но Егор уже ничему здесь не верил.

– Если вы Дантес, – спросил он, – то почему не умерли во Франции?

– Я приехал к родственникам в Россию, – сказал вельможа. – У меня здесь остались родственники. В семействе Гончаровых. Впрочем, это уже не играет никакой роли.

Послышался шум. Егор оглянулся. К ним приближался император. Два велосипедиста поддерживали его под локти.

Сзади толклись придворные и просто зеваки. Император добродушно заговорил:

– Вижу моего доброго приятеля. Как ты, Егор, хорошо ли себя чувствуешь? Помнишь ли, что мы собирались с тобой побеседовать после обеда? Ты уж, пожалуйста, меня не подводи. Где девочка?

Дантес, согнувшись в поклоне, толкнул дверь. Дверь отворилась.

– Сюда нельзя! – послышался голос врача.

– Ах ты, мой Фрейд, ах ты, мой эскапист! – весело воскликнул император. – Опять за свои бредни взялся?

Император втиснулся в дверь, охрана осталась снаружи. Спина императора закрывала дверной проем, но Егору было слышно, о чем идет разговор.

– Пусти меня к ней, – сказал император.

– Она раздета. Она лежит. Я ее перевязываю.

– О, как это нежно! Дай мне поглядеть на ее тельце!

– Император, здесь я хозяин, – сказал доктор. – И раз уж мы распределили роли таким образом, ты мне будешь подчиняться в этой маленькой комнатке, а я буду подчиняться тебе на всей остальной земле.

– Ой, ты рискуешь!

– Нет, я знаю многое, чего остальным знать не дано. И жизнь многих в моих руках.

– Ах, оставь, Фрейд. Я только погляжу на нее.

Спина императора двинулась вперед. За ним втиснулись в медпункт велосипедисты. Егор слышал, как трещали куски погибшей железной дороги.

– Уйдите! – сказала Люська.

– Ты – царица этого мира, – сказал негромко император. – И я сам положу его к твоим ногам.

– Вы хотите мою кровь пить, – сказала Люська.

– Ну кто сказал тебе такую чушь! Я вижу линию твоих прекрасных бровей и линию твоих будущих бедер, я вижу, как скоро наполнятся упругой плотью твои перси...

– Император, больной вредно волноваться, – сказал доктор скрипучим голосом.

– Ухожу, ухожу, но мне хотелось бы, чтобы маркиза Люси присутствовала на аутодафе.

– Я запрещаю ей.

– Ну ладно, ладно, тебе лучше знать, старая клизма. Мы повеселимся без вас. Я ухожу. Отдыхай, набирайся сил, береги свою алую кровь, моя прелестница. Для тебя я запущу все часы, и время покатится вновь.

– Идите, идите и пришлите мне новую железную дорогу вместо той, которую сломал этот идиот Дантес, – проворчал доктор.

– Распорядитесь, – рявкнул император, кладя руки на плечи велосипедистов.

– Разумеется, – сказал Дантес, – сам сейчас пойду по магазинам и отыщу железную дорогу лучше прежней. Пускай тараканы катаются.

– Тараканов здесь нет! – завопил из кабинета доктор. – И ничего от Дантеса я не приму. Он Пушкина убил.

– На хрен мне нужен твой Пушкин! – закричал в ответ Дантес. – Я убил Марата!

Или они все сумасшедшие, или притворяются. А в самом деле они что-то таят... Бананы!

– На площадь, на площадь, – закричал издали император. – Все на площадь, у нас праздник! Аутодафе!

– Побежали? – спросил Дантес как мальчишка. – А то все хорошие места займут.

– Но это же инквизиция...

Дантес убежал, топая каблуками. Егор попытался вернуться в медпункт, но дверь была заперта.

– Откройте! – Он постучал в дверь. – Это я, Егор. Я один.

– Мне плевать на то, что ты один! – послышался голос доктора.

– Пустите Егора, – попросила Люська.

Доктор открыл дверь. Выглянул в щелку, убедился, что Егор и в самом деле один. Тогда впустил.

Бородка у доктора была седая, кривая, от этого он был похож на сказочного гнома.

Люська лежала на койке за занавеской. Она прикрылась простынкой до подбородка.

– Молодая кровь, – сказал доктор, – настоящая живая кровь. Сколько времени понадобится, чтобы она стала раствором ненужных химикалиев?

– Больно? – спросил Егор.

– Нет, совсем не больно. Только я испугалась.

– Конечно. Она так неожиданно на тебя кинулась.

– Я не ее испугалась, – сказала Люська. – Я этого толстого испугалась. Ты не представляешь, как он на меня смотрит. Он – ужасный человек!

Брови Люськи поднялись, губы дрогнули.

– Ну-ну, – сказал доктор. – Не разнюниваться. Павел Петрович ничего плохого тебе не сделает.

– Егор, возьми меня к себе, – попросила Люська.

Егор понимал, что взять ее некуда. Бежать? И скрываться в голом лесу с привидениями? Тупик... Важнее узнать, как можно выбраться из этого мира.

– Скажите, доктор, – спросил Егор, – а можно, чтобы она здесь подольше полежала? Она же раненая.

– Не бойся, – улыбнулся сказочной гримасой доктор. – Я тебя понимаю. Она еще полежит здесь. Ей нельзя вставать.

– Я могу встать, – возразила Люська.

– Ты что, не понимаешь доктора, что ли? – спросил Егор строго. – Сказано тебе – лежи! А когда будет можно, я тебя возьму.

– Ты меня не оставишь? А то он мою кровь выпьет.

– Нет, не оставлю.

– Побожись!

– Ну, честное слово. А теперь молчи и отдыхай.

Егор обернулся к доктору, который смирно стоял рядом, сложив руки на груди.

– Я не хочу здесь оставаться, – сказал он.

– Я тебе сочувствую, – ответил доктор.

– И нет возможности уйти отсюда?

– Необратима только смерть, – ответил доктор. – Но помочь тебе не могу.

Егор хотел доказать доктору, что ему обязательно надо уйти. Хотя бы ради Люськи, которую они, конечно же, погубят.

Дверь распахнулась.

– Вот вы где! – рявкнул Дантес. – А ну быстро, быстро, сам император спрашивал. Аутодафе начинается. Желательно присутствие маркизы Люси.

– И не мечтай, – сказал доктор. – Больная ослабела от потери крови. Ей прописан постельный режим.

– Ха-ха, постельный! – воскликнул Дантес. – С кем постельный?

– Иди, мальчик, иди, – сказал доктор Егору. – Он же не отвяжется.

Они быстро прошли пустым гулким залом. Все ушли на аутодафе.

– Все ушли на фронт, – сказал Дантес и рассмеялся. У него был неприятный смех.

Егор не задавал вопросов. Не может быть, чтобы такой человек был когда-то кавалергардом. Если он и убил Пушкина, то не на дуэли, а из-за угла. Или из гранатомета.