Николай Васильев - Хроники тридцатилетней войны [СИ]

— Вы наглый тип, Кристиан, — сказала холодно королева. — А что за второй путь к моему телу?

— Он основан на Вашем желании защититься от беременности. Я могу показать Вам средство такой защиты, но только в интимной обстановке…

— Дважды наглец! Как я в Вас ошиблась! Подите прочь с моих глаз!

Кристиан низко поклонился и уже повернулся, чтобы уйти, но Алекс опять его тормознул:

— Ваше величество…

— Что тебе еще нужно, мерзавец?

— Одно средство защиты я Вам раскрою: в каждом месяце за 5 дней до обычного кровотечения и 5 дней после Вы можете безопасно принимать у себя короля… Простите меня за неумную дерзость, мадам.

На выходе из покоев королевы Кристиана остановил гвардеец и повел на правеж к королю. Подле трона Фридриха сидел на стуле только канцлер Анхальт.

— Моя матушка мне сообщила, — без обиняков начал король, — что ты осмелился посягнуть на мою непорочную сестру Катарину. Это так?

— Я осмелился лечить ее от заикания и вылечил. Ее любовные чувства в этом рецепте были необходимы.

— А ты, значит, ничего не чувствовал? Лечил деву своим членом и лечил…

— Повторю, Ваше величество: так было надо. Видели бы Вы, как она радовалась, что может разговаривать как все…

— Где ты взял этот рецепт? — спросил вдруг отец.

— Мне дал его в Мюнхене один венецианец. В Италии многих так вылечивают: и дев и мужчин.

— Что, мужчин тоже лечат членами?

— Нет, с ними возлегают молодые женщины: жены или сестры.

— И сестры? Вот до чего католики дошли, — презрительно сказал Фридрих. А потом продолжил: — Так что будем делать, Анхальт, с моим лучшим полководцем и твоим сыном?

— Преступление налицо, но оно осталось фактически без последствий, — заговорил князь-канцлер. — Если не считать счастливое избавление Катарины от заикания и появления у нее шанса выйти замуж.

— Пожалуй, так, — удовлетворенно сказал король.

— Но разговоры об оскорблении семьи курфюрста идут. Чтобы они скорее прекратились, надо убрать с глаз долой основного фигуранта, то есть Кристиана. Полагаю, самым щадящим вариантом будет поручить ему обязанности посла в одной из стран Европы.

— Вы знаете французский язык, Кристиан? — спросил уже милостиво король. И после кивка и поклона бывшего преступника продолжил: — Тогда выберем Францию, убрав оттуда де Брока, который более печется об интересах Брабанта и Голландии, чем о Богемии и Пфальце.

Вернувшись в свою квартиру в Градчанах Кристиан узнал, что Сюзанну вызвала к себе королева. Пришла она домой поздно и взглянула на мужа молча, но когда Кристиан бухнулся перед ней на колени и уткнулся головой в ее ноги, бормоча неразборчиво покаянные слова, жена снова расплакалась и возложила ладони на его голову. Спать они отправились уже вместе.

Посольство Богемии в Париже образовалось совсем недавно и располагалось в стороне от центра города, в квартале Марэ, но на только что созданной (в 1612 г) Королевской площади, застроенной с четырех сторон однотипными трехэтажными красноватыми домами, подразделенными на секции. Одну такую секцию шириной в 4 больших окна и занимало посольство. Зал для приемов располагался на втором этаже, жилые комнаты посла и его служащих — на третьем и в мансарде, а в цокольном этаже разместилась конюшня для 4 лошадей и кареты.

Предшественник фон Анхальт-Бернбурга граф де Брок передал ему по приезде, вечером 1 марта, кипу папок с документами, рассованных по канцелярским шкафам и столам, железную кассу посольства с гульденами и ливрами (по счету), криво улыбнулся и собрался идти восвояси, но был остановлен Алексом:

— Извините, граф, Вы завтра мне понадобитесь при разборе документов. Заночевать можете в своей прежней комнате и кровати, меня же пока устроит и диван.

— Благодарю, — сухо ответил де Брок. — Я уже устроился в соседнем постоялом дворе. Завтра обещаю прийти.

После его ухода Кристиан растасовал прибывших с ним семерых служащих по комнатам (в том числе повара, конюха и двух охранников) и брякнулся, наконец, спать сам — последний отрезок пути дался всем тяжело.

После плотного завтрака (ужинать-то не пришлось) новоявленные сотрудники посольства стали разбирать те самые папки — и тут объявился все-таки де Брок. Дело пошло живее и осмысленнее. Спустя час Кристиан оставил на разборке документов служащих, пригласил бывшего посла в свои аппартаменты и стал его пытать по персоналиям французской элиты. Граф знал, оказывается, много:

— Король Луи на вид любезен и уступчив, но если что задумает, то действует быстро. Осточертел ему матушкин любимец Кончини — три выстрела в упор и нет его. Возмутилась мать — и уехала в ссылку в Блуа вместе со своим хитрованом Ришелье. Восстали на юге гугеноты — собрал армию и разгромил их. И это в 22 года.

— Так мать его, Мария Медичи, в изгнании?

— Уже нет. Они помирились по случаю такой победы.

— А где Ришелье?

— Его только что сделали кардиналом, и он активно всех поучает, как жить и служить.

— Кто еще в большом фаворе?

— Маршал Бассомпьер, родом из Лотарингии. Он как раз и разгромил гугенотов. У него в друзьях все Гизы, а особенно Клод де Шеврез, недавно женившийся на вдове герцога де Люинь, Мари — самой близкой фрейлине королевы Анны.

— Кстати о королеве. Почему у нее до сих пор нет детей?

— Говорят, что король долго ей пренебрегал. Пришлось даже Папе ему пригрозить. Он послушался, и в прошлом году Анна забеременела, но случился выкидыш, в котором обвинили ту самую Мари де Люинь (сама игрива и королеву подбила поиграть на скользком полу).

— Что еще за пренебрежение? В самые рьяные годы?

— В детстве он часто «играл» в постели с отцом, Анри 4-ым, и рассказывал про его большую писю. В подростковом возрасте очень сдружился с этим самым Люинем…

— Н-да, бедная королева…

В соответствии с регламентом новый посол Богемии явился в Лувр, чтобы представиться государственному секретарю Франции виконту де Пюзье. После долгих переходов по коридорам его ввели в кабинет, где сидел надменного вида дворянин средних лет. Оба дипломата обменялись изучающими взглядами, после чего надменность виконта уступила место вежливости, он ускорил необходимые формальности и обрадовал, что вручение верительных грамот королю состоится уже в конце недели.

— Сейчас у нас затишье с послами, — сказал де Пюзье. — Поэтому Вас примут индивидуально. Надеюсь, Вы придете на прием к королю не так просто одетым?

В назначенный день и час высокие двери перед послом Богемии открылись, и Кристиан вошел в Большую галерею Лувра, богато расписанную художниками и ярко освещенную через обширные окна мартовским солнцем. В дальнем конце галереи на троне сидел король Франции, рядом — его жена и мать, а вокруг толпились придворные в ярких одеждах. Впрочем, Кристиан успел сшить себе парадный костюм в соответствии со здешней модой: короткие сапожки с отворотами, расширенные кверху лиловые бархатные штаны в пеструю крапинку и такой же колет с продольными разрезами в рукавах, накрытый у горла небольшим кружевным воротником. Через плечо он надел голубую ленту с мальтийским крестом, черные роскошные «гофрированные» волосы рассыпал по плечам, а усы и бородку совсем укоротил — отчего приобрел вид молодцеватый и дерзкий.