Николай Васильев - Битва при Тюренчене [СИ]

— Вы это серьезно, Сережа? — потрясенно спросила Елизавета Петровна. — Просто вызвав неудовольствие?

— Да. Например, уронив меч во время построения, допустив брызги со дна чашки при наливании чая длинной струей из чайника или посмотрев в глаза жене князя или его дочери… Я уж не говорю о некачественном исполнении поручения князя.

— Дикость какая, хуже чем у монголов во времена Чингис-хана…

— Да, нам понять японцев трудно. Однако солдат, исповедующих такой дух, можно победить, только перебив их всех на поле боя. Отступают они лишь по приказу. Итак, ваш ответ?

— Следуя японской логике, чем больнее, видимо, смерть, тем лучше — стала отвечать та же Елизавета Петровна. — Значит, резание живота.

— Именно так, дорогая госпожа. Такой акт называется харакири, и он является одной из основных причин высокой смертности в среде самураев. Многочисленны также были дуэли на мечах.

— Были? Сейчас, значит, уже нет?

— Да, самураев в традиционном виде в Японии не осталось. Но многие офицеры японской армии мнят себя их потомками, имея церемониальную катану, то есть меч. Она похожа, кстати, на чеченскую шашку-гурду. Такая же сверхострая…

— Откуда Вы, Сергей Андреевич, без году неделя, все это знаете? — спросила все еще сердитая на него Евдокия Петровна.

— В Петербурге я попал в компанию к старшекурсникам, среди которых многие были большими оригиналами и разносторонне увлеченными людьми. Вот у них и нахватался…

— Там, значит и про женские наряды и привычки все выяснили?

— Да, — просто ответил Городецкий. — Студенты много говорят о женщинах.

— Вместо того чтобы учиться?

— Наряду с учебой. Так что, очередной приз выигрывать будете?

— А как же, — уняла негодование старшая дама. — Деньги немалые, тебе, поди, месяца два за 50 рублей надо в архиве над бумагами корпеть…

— Примерно так. Я, правда, еще подрабатываю…

— Что, на дом бумаги берешь переписывать?

— Он, Евдокия Петровна, — встрял-таки Кудрявцев, — в моем издательстве новую газетную форму внедрил, «роман-газета» называется… И сам эту газету пока заполняет: публикацией своего перевода американской повести о золотоискателях… Очень увлекательная повесть, господа, первый номер с ее началом мы выпустим в следующее воскресенье.

— И тут успел Сергей свет Андреевич! — воскликнула Евдокия Петровна. — Я же вам говорила, у меня на необычных людей просто нюх!

— А что за автора Вы перевели, Сережа, кого-нибудь известного? — доброжелательно спросил Иннокентий Петрович.

— Джека Лондона. Но, он, видимо, еще слабо известен — его книжку, изданную малым тиражом, привез в Петербург какой-то американец, а потом она оказалась у одного из тех самых старшекурсников, он по ней осваивал американский диалект английского языка. Мне же она просто понравилась — в основном, как образец человеческих отношений.

— Что ж, будем ждать первого выпуска «роман-газеты», авось удивят наших бывалых золотоискателей Джек Лондон и Сергей Городецкий, — подытожил господин Кузнецов.

— Как-то сильно мы от игры отклонились, — сказал Сергей. — Восьмой вопрос разыгрывать будем?

— Будем, будем! — воодушевилась Елизавета Петровна. — Задавайте, задавака…

— В любом классическом оркестре есть группа смычковых инструментов, которые мы знаем под названиями скрипка, виолончель, контрабас и альт. А в Италии есть скрипичный инструмент виола, который соответствует одному из вышеперечисленных. Впрочем, контрабас мы отбракуем. Итак, вопрос понятен?

— Мне кажется, это скрипка и есть, — стала размышлять Елизавета Петровна. — Там же нет слова «скрипка», зато есть «виола».

— А слово «виолончель» тоже итальянское? — остановила ее Евдокия Петровна. — Или оно составное и «чель» взялось с другого языка? Тогда виола может быть виолончелью…

— «Че» — типично итальянская частица слов, — необдуманно встрял Иннокентий Петрович.

— Прошла подсказка от зрителя, — со скорбным выражением лица констатировал Городецкий. — Я как ведущий обязан спросить других зрителей: заменить мне вопрос или позволить игрокам отвечать дальше?

— Да что уж это за подсказка… — проворчал Гадалов.

— Другие мнения будут? — настаивал Сергей.

— Пусть играют, — попросила великолепная Серебрянникова. — У них так хорошо получается…

Остальные промолчали.

— Вообще-то теперь ясно, что виолончель — итальянское название, — сказала Елизавета Петровна. — И второе итальянское название одного инструмента маловероятно. Значит, я права: виола — это скрипка!

— Про альт совсем забыла? — возразила старшая сестра. — Уж это слово вряд ли итальянское. Пожалуй, оно немецкое.

— Но если виола — это альт, как же по-итальянски скрипка-то называется?! — почти вскричала младшая.

— Напоминаю, — вмешался Сергей, — у вас есть однократное право на ошибку. В итоге как виолу из двух вариантов не назовете, все равно пройдете дальше.

— До чего игра хорошая, — рассмеялась Евдокия Петровна. — То тут, то там есть увертки… Тогда скажем: альт!

— Скрипка… — прошелестела Елизавета Петровна.

— Последнее право вы использовали, — завершил семейную перепалку Сергей, — принимаются оба ответа, но правильный из них — альт. Скрипка же по-итальянски называется нежно: виолина.

— Так ты и итальянский что ли знаешь, Сергей Андреевич? — не показушно удивилась Евдокия Петровна.

— Что Вы, в словаре Брокгауза и Ефрона прочел, когда готовил вопросы…

— Настоящий энциклопедист, — одобрила хозяйка дома. — Другой вряд ли бы такие вопросы смог подготовить… Разве что Иннокентий наш, гробокопатель Минусинский и Красноярский…

— А вот вопрос девятый, — вернул сестер в лоно игры Городецкий-Карцев. — О рыбке золотой. Знаете такую?

— Слышать слышали, а видели только на картинке к сказке Пушкина, — честно призналась Евдокия Петровна.

— Напомню, что этих красивых рыб с золотистой чешуей и красным хвостом развели в Китае для украшения императорского бассейна. Впрочем, в средние века пройдошистые мандарины наладили их продажу некоторым азиатским и европейским монархам — за очень большие деньги. Теперь вопрос: путем селекции какого вида природных рыб удалось создать такую чуду-юду? Варианты: форель, окунь или карась.

— Неужели не форель? — почти шопотом произнесла Елизавета Петровна. — Красавица форель и жалкие карась и окунь…

— Вот всю жизнь ты за одной красотой тянулась, — не сдержала упрека Евдокия, — а теперь сидишь тут да в игры играешь…

— С тобой на пару, — вернула упрек Елизавета. — Две бобылихи…

— Включаем рассудок, — ввернул Сергей. — Игра эта как бы интеллектуальная…

— Тогда карась или окунь, — встрепенулась Елизавета, — раз в стоячей воде дворцового бассейна смогли жить.