Роджер Леви - Платформа [litres]

Теперь, спустя месяц, ему казалось, что он начинает сходить с ума. Каждые два дня он обходил всю платформу целиком, чередуя подводную и надводную части. Он был настроен на ее системы контроля и управляющую пьютерию таким образом, что малейшая неполадка вызывала у него головокружение или тошноту, боль в животе или судороги в ногах и руках или зубную боль, и, в зависимости от своего текущего положения, Таллен понимал, в чем проблема и где она возникла. Его постоянная свита наладчиков собиралась в этом месте и занималась починкой.

– Не понимаю, зачем вам нужен я, – сказал Таллен челомехам. – Ваши системы и так замечают всё.

– Да, но не всегда достаточно быстро, – ответила Беата. – Бывают мелкие проблемы, незаметно прогрессирующие изъяны, как на боковом киле в вашем испытании.

Он насупился, не в силах вспомнить.

– Каком испытании?

– Да, – сказал Лоуд. – С трудностями разобраться тем легче, чем раньше их замечаешь. Если они внешние, мелкие проблемы могут быстро перерасти в крупные. А крупные нужно выявлять немедленно. Пьютерия на это способна, но при таком уровне сложности человеческий мозг эффективнее и экономнее.

– Поэтому нужны вы, Таллен, – сказала Беата.

– Или кто-то другой, – сказал Лоуд.

Таллен обнаружил, что, пока челомехи говорят, он дергает головой то в сторону одного, то в сторону другого. Это было почти гипнотическим. Постоянное переключение внимания изводило его. Оно мешало ему мыслить ясно.

– Мы знаем, что жизнь здесь вас истощает, – сказала Беата. – Сконцентрированность. Боль. Со временем они на вас повлияют.

– Они повлияют на вашу работоспособность, – сказал Лоуд. – Но вы лучший, кого мы видели. Вы словно созданы для этого. Ваша неврологическая аугментация и наши системы существуют почти в симбиозе. Вы невероятно быстры.

– Пожалуйста, не говорите со мной так, – пробормотал Таллен. Он попытался встать, но он уже стоял.

– Хотя вы более чувствительны, чем бывает обычно, – сказал Лоуд. – Мы не знаем, протянете ли вы дольше по этой причине.

– Или меньше, – сказала Беата.

Таллен засунул руку в карман и сжал рукоятку ножа. Тот странным образом утешал, хотя откуда он взялся, Таллен не представлял. Он собрался с мыслями и спросил:

– Но почему здесь больше нет людей? Это ведь было бы разумно. У меня была бы компания, а у вас – замена.

– Возникают конфликты. Это ни разу не срабатывало. Увы, побочный эффект человечности.

Он поискал на лицах челомехов выражения, но их там не было. Хотя иногда бывали. И еще челомехи всегда стояли на одном и том же расстоянии друг от друга и на одном и том же расстоянии от него.

– А что происходит ночью, когда я сплю? – спросил он.

– Мы ходим вами. Ваша работа не останавливается, – сказала Беата. – Это эффективно. Море не останавливается. Оно тоже эффективно.

– Как видите, мы также вознаграждаем вас, – сказал Лоуд. – Море, похоже… – Он взглянул на Беату.

– …похоже, увеличивает вашу эффективность. Больше, чем у всех предыдущих людей.

– Мы этого не понимаем, – сказал Лоуд. – Это видится нам нелогичным.

– Но нам многое видится в вас нелогичным.

– Во мне или в людях? – спросил Таллен. Он заметил, что начинает имитировать их лишенную интонаций манеру разговора.

– Да, – сказал Лоуд.

Они продолжали его поощрять или поддерживать. Каждые несколько дней он просыпался и снова обнаруживал себя на палубе, лицом к морю, и на какое-то время это его подкрепляло.

Беата и Лоуд встречались с ним ежедневно. Таллен пытался обращаться только к Беате или только к Лоуду, но, что бы он ни попробовал, они оба отвечали на его реплики.

– Могу я говорить только с одним из вас? – сказал он Беате. – Мне это не нравится. Вы выглядите по-разному, но этого мало.

– Нет, – ответила Беата. – Цель раздвоения – удерживать ваше внимание и дефокусировать агрессию. Но мы принимаем совет.

– Расскажите нам, Таллен, как вы себя чувствуете? – сказал Лоуд. – Вы можете это описать?

– Вы контролируете мое состояние, – обратился Таллен к Беате. – Вы должны знать.

– Все равно расскажите, – сказал Лоуд.

– Может мне отвечать тот, к кому я обращаюсь? Это приемлемо?

– Человеческий контакт важен, – сказала Беата. – Он необходим для вашего психологического благополучия. Также озвучивание своих чувств помогает процессу самопознания. Оно дает ощущение сопричастности.

– Вы не люди, Беата.

– Несмотря на то, что вы это знаете, вы все равно разговариваете с нами как с людьми.

– Хоть и не так много, как нам хотелось бы, – добавил Лоуд.

Таллен обхватил голову руками.

– Я чувствую себя ненормально. На палубе мне хорошо, но это проходит. И это не счастье. Это не настоящее чувство.

– Нет, – сказала Беата.

– Вы можете объяснить, что кажется вам ненормальным? – сказал Лоуд.

– Когда я обхожу платформу, я знаю, где нахожусь в каждый конкретный момент, я знаю, куда я иду и где еще не был. Знаю, что за каждой дверью, мимо которой я прохожу. Но не могу вспомнить, где только что был. А сейчас, как ни пытаюсь, не могу представить, где что находится. – Он почувствовал влагу на глазах. – Я могу думать только о море.

– Но море вам все равно нравится, – сказала Беата.

– Да. Но я не могу ни на чем сосредоточиться. Сначала мог, немного, но теперь не чувствую связи ни с чем, кроме него.

Беата и Лоуд посмотрели друг на друга. И сказали:

– Вам надо поспать, Таллен.

После этого они давали ему море чаще. Таллен привык засыпать, просыпаться, глядя на море, и снова засыпать. Все остальное время занимала ходьба. Он обнаружил, что думает о море всегда, когда перестает думать о платформе. Иногда приходили мысли о Форпосте, но в виде далеких неясных воспоминаний. Его жизнь свелась к бесконечной ходьбе, усталости и боли – и лечению морем. Время от времени он ощущал мигрень, не имевшую отношения к платформе, или чувствовал необъяснимую злость или радость. Иногда он плакал.

Однажды Таллен нашел в кармане нож и не понял, откуда он там взялся. Он едва не выбросил его, но почему-то не смог этого сделать.

Дрейм сказал:

– Ладно, Алеф, открой дверь правой рукой. Я хочу, чтобы ты загораживал проход. Держи руку выше, я буду целиться из-под твоей подмышки. Жди моего сигнала.

Я ждал. Две целых и две десятых секунды. Я чувствовал, как в подмышке копится пот.

– Давай.

Я потянул на себя дверь. На мгновение она застряла, а потом внезапно распахнулась и громко ударилась о стену: бах ! За ней никого не было.

– Хорошо. Опусти руку и спускайся по лестнице. Иди ровно и быстро. Если замедлишься или остановишься, я решу, что ты – пешка Лигата, и Мадлен тебя положит. Мадлен, ты слышала?