Кэтрин Мур - Грядет тьма (сборник)

Я сидел на ступеньке грузовика, ожидая разговора с Тедом, курил и смотрел, как голубой дым уносится прочь с теплым ветром, слушал шум деревьев вокруг. Я знал, что все будет хорошо.

Минут через пятнадцать появился нахмурившийся Най. Нью-Йорк сверкал в окне за его спиной. Я рассмотрел угол Таймс-Сквер, правда, очень маленький, все ярко окрашенные огни были близко друг к другу и затмевали его лицо каждый раз, когда он менял положение головы.

— Послушай, Тед, — уверенно начал я, не дав ему раскрыть рта, — здесь происходят вещи, о которых даже ты не подозреваешь. Я знаю. Поэтому хочу поторговаться с тобой, Тед. Сегодня вечером я устроил лучшее представление в своей жизни и хочу вернуться на Бродвей.

Он проговорил:

— Говард, ты пьян.

На что я парировал:

— Заткнись и слушай. Если я и пьян, то не от алкоголя. Тед, мне нужны деньги, чтобы финансировать новую пьесу. Я могу заработать. Здесь много чего происходит.

— Нет, — резко ответил он. — Ты говоришь, как дилетант, Говард. У меня там есть подготовленные люди для работы. Не вмешивайся. Ты просто все испортишь.

— Ладно, я не все тебе рассказал той ночью, — произнес я. — Кое-что произошло. Я не был уверен, как ты это воспримешь, и, во всяком случае, тогда мне было все равно. А теперь мне наплевать, что ты думаешь. Я собираюсь пробиться в эту повстанческую организацию и узнать достаточно, чтобы снова создать свой театр. Как насчет этого, Тед?

Он начал было говорить «нет», но потом замолчал, и его маленькие тревожные глазки попытались проникнуть в мои мысли. Наконец он сказал усталым голосом:

— Говори, я слушаю.

Отдаленный проблеск осторожности подсказал мне, что не стоит раскрывать все карты сразу. Не сейчас. Не совсем подходящий момент.

— Когда я приехал сюда, то обнаружил, что дела обстоят еще хуже, чем ты говорил, — заявил я. — Мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы добраться до нужных людей в Сан-Андреасе. Ты же видел мое помятое лицо. Поэтому знаешь, что все серьезно. Тогда я не сказал тебе, с кем познакомился. Я не сказал, что люди, которые дали мне разрешение на постановку пьесы в Сан-Андреасе, были местным Комитетом Свободы. Все они присутствовали лично на встрече со мной.

Най наклонился, чтобы внимательно посмотреть на меня, открывая бóльшую часть Таймс-Сквер за левым ухом. Нью-Йорк мерцал на расстоянии пяти тысяч километров.

— Ты узнал их имена? — спросил он. — Сможешь ли ты распознать...

— К черту имена. Я мог бы их опознать, но не буду — они мелкие сошки. Я могу использовать их, чтобы добраться до дичи покрупнее. Мне нужны деньги, Тед. Ты дашь мне задание, и я гарантирую, что выполню его. Тебе нужны данные о тайных складах боеприпасов? Тебе нужны имена руководителей мятежников? Ты хочешь знать, что такое Анти-Ком? Просто кивни мне, и я найду ответы. Но за хорошую цену.

— Ты заблуждаешься, Говард, — голос у него был усталый. — Ты хочешь сказать, что они тебе доверяют? Ты просто пришел к ним, и они раскрыли перед тобой свои планы, так просто? Никакой проверки на полиграфе? Я в это не верю.

Я посмотрел ему прямо в глаза.

— У них нет полиграфа. Во всяком случае, здесь. И они доверяют мне так же, как я доверяю тебе. Но я заслужил их доверие. Я сделал для них небольшую работу. Я украл машину Комуса и передал его местному Комитету. Так что теперь я — бунтарь. Как тебе это понравится?

Он оскалился.

— Черт бы тебя побрал, Говард, я же предупреждал! Я не хочу вмешиваться в дела местных властей. Если ты высунешь шею слишком высоко, тебе отрубят голову. Зачем им понадобился автомобиль?

— Они не сказали. Но я смогу это выяснить. И позволь мне самому заботиться о своей шее, хорошо?

— Я буду беспокоиться об этом, пока не закончится твоя миссия. Мне нужно, чтобы ты руководил труппой, а не шпионил. Подожди минутку, мне нужно подумать. — Он устало потер лоб и порывисто вздохнул в пяти тысячах километрах от меня.

Интересно, как чувствует себя Рэйли в своей богатой постели в эту ночь? Умирает? Или уже умер? (В голове у меня вдруг сложился бессмысленный стишок. Тед — мертв. Най — умри).

— Хорошо, — пробормотал он. — Значит, ты украл машину? Она все еще в пределах досягаемости? Можно ли добраться до нее незаметно?

— Думаю, что да.

— Хорошо. Я скажу Гатри, чтобы он дал тебе маячок. Нужно, чтобы ты установил его на угнанной машине — там, где его не смогут обнаружить. Тогда мы сможем отследить ее передвижения. После этого ты больше не должен предпринимать никаких действий. Забудь о шпионаже. У меня есть специалисты для этой работы. А дилетанты могут только помешать.

— А что мне будет за это? — спросил я.

Он вздохнул.

— Накину лишнюю сотню.

Я вздохнул сквозь зубы и сказал ему, что я о нем думаю. Он рассмеялся. Изображение ненадолго задрожало, словно отражаясь в воде. Он покачал головой, и его левое ухо затмило Таймс-Сквер.

— Успокойся и делай, что тебе говорят, — пробормотал он. — А теперь пришли сюда Гатри. Он знает свое дело. Следуй его инструкциям. Спокойной ночи, Говард. Уйми свой шпионский пыл, ради бога, и перестань строить из себя героя. Просто выполняй приказы.

— Конечно, — ответил я. — Так и поступлю. Спокойной ночи, Тед.

Я стоял, смотрел на фургон, в котором находилась моя койка, и чувствовал теплый ветер, струящийся вокруг меня. Спать не хотелось. Возможно, я слишком далеко зашел в своих шпионских делах. Сейчас я испытывал потребность в общении с девушкой по имени Сьюзен Джонс, которая как в актере все еще жила в моих мыслях. Я посмотрел на звезды и понял, что мне сейчас было нужнее всего. Я нуждался в такой девушке, как Кресси Келлог. Это было странное чувство, чистое, свежее и новое, как будто все мои старые переживания вечером смыло волной аплодисментов.

Озаренный этой мыслью, я медленно побрел по поляне в лунном свете прочь от стоянки. В лагере было тихо. Актеры молча улеглись спать, не обращая на меня внимания, и я остался один в этом мире, наполненный счастьем, уверенностью и новой, теплой потребностью. Лунный свет косыми длинными лучами падал на деревья, освещая все вокруг голубой нереальностью, как притушенные огни рампы. Или, может быть, наоборот — очень реальный свет, чистый до ясности, который может дать только сцена. Папоротники серебрились на фоне густых темных деревьев, и чувство какой-то тайной жизни наполняло всю рощу. Деревья, папоротники, все живое сегодня было живым. Даже воздух жил собственной жизнью. Даже я сам...

Я закурил сигарету, глядя как бледно-голубой дым рассеивается по ветру, и подумал о Кресси. Интересно, смогу ли я позвать ее, не разбудив всех остальных? И если она выйдет ко мне, что я скажу ей? Все еще думая об этом, я медленно последовал за своим дымком вверх по тропинке к сгоревшей секвойе, шагая как во сне сквозь полосы синего света и густой ветреной тьмы.