Генри Каттнер - Ловушка времени (сборник, том 1)

Я встал и снова убрал револьвер в шкаф. Обернувшись, я заметил в зеркале на стене свое отражение и остановился, всматриваясь в собственные глаза.

А потом улыбнулся...

Atomic! (Thrilling Wonder Stones, 1947 № 8).

Пер. Андрей Бурцев и Игорь Фудим.

Генерал открыл дверь и тихонько вошел в большой ярко освещенный подземный бункер. Там у стены, возле мигающей индикаторами панелью управления, лежал изолированный ящик девяти футов в длину и четырех в ширину, как лежал всегда, и генерал всегда видел его — днем и ночью, во сне и наяву, с открытыми и закрытыми глазами. Ящик, больше всего похожий на гроб. Но из него, в случае удачи, кое-что вылезет.

Генерал был высокий и исхудавший. Он перестал смотреть на себя в зеркало, потому что собственное лицо стало пугать его своей худобой и ему очень не хотелось видеть собственные запавшие глаза. Он стоял, чувствуя пульсацию невидимой машинерии за толстым слоем скалы вокруг. Его нервы тайком превращали каждый ритмичный импульс в подобие взрыва, взрыва какой-то новой ракеты, против которой будет бесполезна вся оборонная техника.

— Брум! — резко позвал он в пустой лаборатории.

Никакого ответа. Генерал шагнул вперед и остановился над ящиком. Над ним на панели управления подмигивали индикаторы и дрожали стрелки приборов. Внезапно генерал сжал кулак и ударил им по гулкому металлическому ящику. Из него раздались глухие звуки, точно далекие раскаты грома.

— Полегче, полегче, — послышался чей-то голос.

В дверях стоял Абрахам Брум — очень старый человек, маленький и морщинистый, но с яркими, вечно сомневающимися глазами. Он торопливо подошел к ящику и успокаивающе положил на него ладонь, словно ящик был разумным и понимал, что происходит.

— Где вы были, черт побери! — рявкнул генерал.

— Отдыхал, — ответил Брум. — Обдумывал кое-какие идеи. А что?

— Вы отдыхали? — переспросил генерал так, словно никогда не слышал этого слова.

Даже сейчас оно показалось ему странным и непривычным. Он прикрыл глаза и нажал на веки большим и указательным пальцами, потому что комната вдруг начала таять и лицо Брума стало отступать в серую дымку. Но даже с закрытыми глазами он все равно видел ящик и спящего внутри гиганта, терпеливо ожидающего момента, когда он сможет выйти наружу.

— Разбудите его, Брум, — сказал он, не открывая глаз.

— Но я еще не... — голос Брума сорвался.

— Разбудите его.

— Что-то пошло не так как надо, генерал?

Генерал Конвей сильнее нажал на веки, и темнота стала красной, как красным станет все это подземелье, когда грянут последние взрывы. Может, это случится завтра. Но не позднее послезавтра. Генерал был почти уверен в этом. Он быстро открыл глаза. Брум смотрел на него ясными сомневающимися пристальными глазами, в уголках которых копились морщинки незаметно пролетевших лет.

— Я не могу ждать дольше, — веско сказал Конвей. — И никто из нас не может. Эта война требует слишком много людей... — Он замолчал и просто выдохнул воздух, не желая, а может, не смея произнести вслух то, что грохотало у него в голове, как все приближающаяся гроза. Завтра или послезавтра — это реальный срок. Враг собирается предпринять общую атаку на Тихоокеанский Передовой Сектор в течение следующих сорока восьми часов.

Так сказали компьютеры. Компьютеры поглотили все доступные факторы от предсказаний погоды до условий, в которых прошло детство генерала противной стороны, и сделали из всего этого точный вывод. Конечно, они могли ошибаться. Время от времени они ошибались, когда данные, которыми их кормили, оказывались неполными. Но нельзя опираться на предположение, что они ошибутся и на этот раз. Напротив, нужно предполагать, что атака начнется раньше послезавтрашнего дня.

Генерал Конвей не мог уснуть — по крайней мере, ему так казалось, — с тех пор, как неделю назад произошла последняя атака, и она была чепухой по сравнению с тем, что компьютеры предсказали теперь. Генерал вообще поражался тому, что его предшественник продержался так долго. И чувствовал сильную неприязнь к тому, кто придет после него. Но от этой неприязни не было ни малейшего удовлетворения. Следующий в его команде был некомпетентным дураком. Давным-давно Конвей взвалил на себя всю ответственность и теперь не мог избавиться от нее, не мог отвинтить свою наполненную болью голову и поставить ее на полку отдохнуть. Нет, он должен и дальше нести голову на плечах, а ответственность на своем горбу, пока...

— Или робот сможет приняться за эту работу, или нет, — сказал он. — Но мы не можем ждать больше.

Внезапно он наклонился и одним мощным движением сорвал крышку ящика и отбросил ее назад. Брум подскочил к нему, и они оба уставились сверху на то, что спокойно и бесстрастно лежало внутри лицом вверх, на котором единственный потухший глаз был пустым, как у Адама, до того как тот попробовал яблоко. Передняя панель на груди лежащего была открыта, обнажая целый лабиринт транзисторов, миниатюрных схем, тонких серебряных проводков. К настоящему времени кое-что было отсоединено и находилось рядом, но, в целом, робот был почти готов родиться.

— Чего мы ждем? — резко спросил Конвей. — Я сказал — разбудите его!

— Погодите, генерал. Это небезопасно. Я не могу предсказать, что произойдет...

— Оно что, не будет работать?

Брум глянул вниз на стальную маску, отражающую мигающие огоньки индикаторов на панели. Лицо Брума сморщилось от неуверенности. Он нагнулся и коснулся пальцем провода, ведущего к большой открытой коробке с маркировкой «Ввод».

— Он еще программируется, — с сомнением в голосе сказал Брум. — Все еще...

— Значит, он готов, — ровным голосом произнес Конвей. — Вы слышите меня, Брум? Я не могу больше ждать. Разбудите его.

— Я боюсь его разбудить, — сказал Брум.

Уши генерала уловили знакомое слово. Я боюсь... Я боюсь... — зазвучало эхо внутри головы, и он не мог заставить его замолчать. Но страх, это всего лишь наследие плоти, подумал Конвей. Плоть чувствует свою ограниченность. Настало время вступить в действие стали.

Первоначально война, ведущаяся при помощи нажатия кнопок, казалась самым простым способом сражаться. Но потом человек узнал, что это не так. Человек узнал, что самое слабое звено — это он сам. Его плоть и кровь. На человека свалилось самое трудное задание — долг принимать решения, основываясь на неполных данных. До сих пор ни одна машина не могла этого сделать. Компьютеры были сердцем и мозгом войны кнопок, но их способности мыслить были ограничены. И они могли скинуть с себя ответственность, высветив простую надпись: «Для ответа недостаточно данных». А потом наступало время людей предоставить им эти данные. Правильную информацию, правильные вопросы. Правильные команды. Неудивительно, что генералы сменялись так часто.