Генри Каттнер - Лучшее. Том 2. Механическое эго

Круглые линзы в единственном глазу робота тускло вспыхнули. Одновременно загудело электричество в контрольной панели, индикаторы на ней потухли, их отражения на стальной поверхности Эго померкли и вновь загорелись с новой силой, когда за дело взялись вспомогательные переключатели. Одна за другой лампочки на панели погасли. Стрелки приборов, подрожав возле нулевой отметки, замерли.

Робот обратил пустой взгляд в потолок, но не шелохнулся.

«Теперь твой черед, — думал, глядя на него, Конвей. — Я сделал все, на что способен человек. Дерзай, робот. Шевелись!»

По механическому телу прошла едва уловимая волна дрожи. Глаз разгорался все ярче, и наконец в потолок уперся конус света. Без всякого предупреждения робот поднял обе руки и с лязгом ударил в металлические ладоши, отчего оба военных подскочили. Конвей от неожиданности разинул рот и обмяк.

— Гарден! — окликнул он зачем-то.

Полковник повернул рычаг, и жужжащее пение проводов умолкло. Робот снова замер, но теперь он лежал, крепко сжав ладони, словно ангел на надгробии. По его телу снова прокатилась дрожь. Из недр большого стального цилиндра — туловища Эго — доносились едва слышные ритмичные щелчки, словно множество часов тикало там вразнобой.

— Что происходит? — спросил Конвей почему-то шепотом. — Почему он так дергается?

— Запуск, — ответил Гарден тоже шепотом. — Он…

Полковник помедлил, смущенно кашлянул и заговорил громче.

— Я не очень-то сведущ в этом, сэр. Полагаю, растет основное напряжение. Оно спадет после того или иного преобразования энергии, что зависит от гомеостатического принципа, который Брум…

Из ящика, из лежащего навзничь робота раздался голос — странное ровное гудение.

— Хочу… — мучительно произнес он, но тут же оборвал себя. — Хочу… — повторил он и вновь замолк.

— В чем дело? — Конвей сам не знал, к кому обращается: к Эго или к Гардену.

Голос робота его напугал — он был неживой, бессмысленный, как у привидения, монотонный и невыразительный.

— У него в груди микрофон, — отозвался Гарден, который тоже был заметно напуган. — Я совсем забыл. Но оно должно говорить лучше. Оно… он… Эго… — Полковник беспомощно развел руками. — Думаю, ему что-то мешает.

Он подошел к ящику и склонился, заглянув внутрь.

— Тебе… тебе что-нибудь нужно? — заикаясь спросил он. Получилось как-то глупо.

Что за неудачник, подумал Конвей. Но по крайней мере, робот ожил. Пройдет немного времени, он придет в себя и займется делом…

Быть может, теперь они все смогут немного расслабиться. И Конвей, возможно, даже поспит. Он вдруг испугался до дрожи: «А что, если я забыл, как спать?» Изнеможение захлестывало его с головой, грозя уничтожить, — так волна смывает с пляжа слепленного из песка человечка. Под наплывом усталости руки и ноги становились вялыми и, казалось, вот-вот рассыплются. Еще немного, и я буду свободен, думал Конвей. Когда Эго возьмет мою ношу. Я его создал. Я не выжил из ума и не покончил с собой. И больше мне не придется думать. Буду стоять здесь, просто стоять не шевелясь. Даже ложиться не стану. Если силе тяжести захочется притянуть меня к земле, то пусть сама старается…

Гарден, склонившись над ящиком, снова спросил:

— Чего ты хочешь?

— Хочу… — произнес Эго.

И тут сложенные в молитвенном жесте ладони раскрылись, и четырехфутовые руки взмыли вверх сверкающими цепами. Затем они снова легли неподвижно, но кое-что изменилось: полковник Гарден больше не стоял, склонившись над ящиком. Сквозь дымку отчужденности Конвей увидел, что Гарден рухнул, стукнувшись о стену. Цеп ударил его по шее, и теперь полковник лежал, нелепо, словно марионетка, вывернув голову, еще более неподвижный, чем робот.

Конвей медленно прикоснулся к выключателю микрофона на лацкане. Тишина чутко загудела. Генералу понадобилось некоторое время, чтобы вспомнить собственное имя.

— Прием, — произнес он, когда это удалось ему. — Говорит генерал Конвей. Вернуть Брума на операцию «Рождество».

Он бросил взгляд на робота.

— Подожди, — сказал он, — Брум все знает.

Робот согнул руки. Стальные ладони сомкнулись на стенках ящика и со скрипом дерева, оторванного от металла, разломали ящик.

Теперь он родился. Родился? «До срока, — подумал Конвей. — До срока… Наверное, я совершил ошибку. И что дальше?»

Эго выпрямился (а было в нем восемь футов роста) и двинулся, как ходячая башня, через лабораторию. Он шагал прямо вперед, пока не уперся в стену. Тогда робот медленно повернулся, ощупывая зрячим конусом света комнату. Его движения поначалу были резкими и неуклюжими, но постепенно становились более плавными и уверенными: запущенный механизм разогревался. Он по-прежнему едва заметно вибрировал, тиканье внутри то становилось громче, то затихало, выстраивалось в медленный ритм, ускорялось, начинало бурно трепетать, снова замедлялось. Сортируя, принимая или отвергая, оценивая вновь обретенный мир, который отныне взвален на плечи робота…

Эго увидел стену с приборными панелями, которые активировали его. Луч его зрения быстро окинул панели «взглядом», и тут робот с неожиданной прытью зашагал через комнату к панелям. Его руки заплясали на штекерной панели, на рычагах и кнопках…

Ничего не произошло. Панели заглохли.

— Хочу… — раздался из груди Эго раскатистый, монотонный, нечеловеческий вой.

И двумя движениями стальных ладоней он напрочь срубил с панели все выступающие шары, кнопки и рычаги. Робот сунул стальные пальцы в пазы и сорвал металлический кожух. Запустив обе руки в цветной клубок проволоки, он в каком-то математически выверенном бешенстве вырвал из недр управляющей панели огромные пучки проводов.

— Эго! — крикнул Конвей.

Робот услышал его и обернулся, очень быстро. На мгновение генерала окутал яркий взгляд, и он почувствовал пронизывающий холод, будто разум с температурой стали подключился к его собственному. Конвей почти ощущал прикосновение едва оперившегося мозга, наделенного безграничными ресурсами.

Луч миновал генерала и упал на дверь. Не обратив на Конвея никакого внимания, Эго ринулся вперед, словно танк, и ударил в дверь плоской грудью, расколов створки надвое. Одним движением он отшвырнул обломки в стороны и вразвалку протиснулся мимо треснувшего дверного косяка.

Когда Конвей дошел до двери, робот уже далеко ушел по подземному коридору, двигаясь все быстрее и быстрее, уменьшаясь с расстоянием до исчезающей точки, как тающая капля ртути. Он уходил — куда-то.

— Генерал Конвей, сэр, — раздался чей-то голос.

Он обернулся. Двое полицейских вели под руки Абрахама Брума, который, вытянув шею, пытался разглядеть разбитую приборную панель.