Песах Амнуэль - Смещение

— Имеет, — голос Я-Алана. — Здесь и сейчас годится любой вид смерти мультивидуума, сместившего максимум распределения. Вы это вычислить не успели, да и не собирались, но суть не меняется.

— Я не хочу!

Плевал он на квантовые законы, на все в мире вычисления, на всех людей, включая королей, президентов, нищих, убогих, гениев и идиотов. На этой улице, на другой, с этой памятью или другой — он хотел жить. Тезье не представлял, до какой степени ему хотелось жить, он всегда отгонял мысль о смерти. Он не считал себя бессмертным. В детстве, когда умер отец, понял, что и сам не вечен, но умирать не собирался. А если придется, то мгновенно, ничего не успев понять, испугаться — по Тегмарку. И уж точно сам он ни за что, ни за какие деньги или знания…

— Нет!

Он знал, что заставить его невозможно. Эти люди… Метавидуум. Я. Сколько их — этих Я?

Почему меня это волнует? Я, Ты, Он… Какая разница?

— Тезье, — сдерживая раздражение, сказал Я-Хью, — выбор невелик. Или вы перестанете существовать, или произойдет катастрофа. Люди будут страдать. Вы будете страдать тоже — ведь и вы принадлежите этой реальности.

Лучше страдать — разве можно страдать сильнее, чем сейчас? — но жить!

— Вы не можете меня убить!

Он это знал. Яне может его убить. По той простой причине, что вычисление произвел он. Пока декогеренция не превратила реальность в классическую, только он может не возвратить — он был уверен, что возвращение в прежнее квантовое состояние невозможно, — но создать реальность, лишь на квант действия отличающуюся от первоначальной.

Не уйду!

— Я не могу вас убить, — согласился Я-Алан. — Мир можно изменить, максимум можно сместить, убив себя, но не другого.

— Именно! Я хочу жить, и я буду жить!

Я-Лаура сильнее прижала Я-Виту к груди, она слышала, как билось сердце дочери, и свое тоже слышала, и еще биенье десятков сердец. Слышала, как бьются в унисон сердца Я-Алана и Я-Ализы.

Я-Карпентер достал из наплечной кобуры «глок», проверил — все патроны в обойме, — снял пистолет с предохранителя и положил на колени. Он сидел в кабинете Шеффилда и знал, что, если возникнет необходимость, если Ярешит, что есть смысл, то за ним, Я-Карпентером, дело не станет.

Детектив Остмейер два раза за полицейскую службу стрелял в человека. Один раз промахнулся, один раз попал. Не убил — он не собирался убивать, ранил в ногу, а задержали преступника коллеги, стрелявшие на поражение и не попавшие ни разу. Бывает.

Остмейер мог — и знал это — убить человека наверняка, в сердце, преступник ничего и почувствовать не успеет. Безболезненно… Наверно, безболезненно. Может быть. Нет никого, кто мог бы рассказать об ощущениях в минуту смерти.

Сейчас от него требовалось невозможное. Убить человека за квантовое время.

Остмейер не слышал о квантовом времени. Это не имело значения. Он знал: если этот физик, Тезье, не умрет, случится непоправимое.

Он мог Тезье убить. И не мог.

Мог, потому что умел. Не мог, потому что…

Убийство — зло?

Но если нужно… Если приказ… Если на кону собственная жизнь или жизнь близкого человека…

Метавидуум не убивает. Даже если на кону — судьба мироздания?

Для Остмейера судьба мироздания была пустым звуком. Он не понимал, что такое мироздание, многомирие, ветвления, склейки, волновая функция, статистика миров, распределение вероятностей, смещение максимума. Слова, слова, слова… И математические значки. И числа. В числах Остмейер не путался — если числа меньше миллиона.

Понимал он, впрочем, простую вещь. Время идет, и становится хуже. Что-то куда-то смещается — в числах, формулах, словах. И мир меняется. Бесконечное число миров квантовой Вселенной.

Остмейер об этом не думал, он этого не понимал. Но знал — если упустить время, миры изменятся необратимо, и тогда…

Невозможно?

Остмейер держал в обеих руках направленный в сердце преступника «глок», палец на спусковом крючке, и неважно, что между ним и Тезье — девять тысяч километров. Париж — и Сан-Хосе. Расстояние не играет роли в суперпозиции волновых функций. Он выстрелит, и Тезье умрет.

Тезье должен умереть, иначе…

На Европу шел ураган «Давид». Пятая степень — самый страшный ураган за всю историю. В Индии два миллиона человек собрались на берегу Ганга, чтобы окунуться в воды священной реки и уйти по ее дну в вечность, к Шиве. В Африке выпал снег, он падал с безоблачного неба крупными хлопьями и ложился ровным покровом, пряча кусты, пустыни, срываясь с вершин деревьев, превращаясь в лед и сползая со склонов Килиманджаро.

Природа взбесилась. Следствия возникали без причин. Причины перестали порождать следствия. Время застывало, и время неслось.

Тезье стоял, прижавшись спиной к кухонной стене, и вспоминал. Как он поступал в Сорбонну. Как он не поступал в Сорбонну. Как он служил в армии и дослужился до полковника. Как он никогда в армии не служил. Как он женился на Жаклин и как он не знал такой женщины. Как он стал доктором философии и как стал доктором медицины. Как он… и как…

В одной голове воспоминания поместиться не могли, но голова у Тезье была не одна, в каждой свои воспоминания, раньше памяти не смешивались, но суперпозиция существовала всегда, и мультивидуум Тезье был единым целым — домом с бесконечным числом комнат, соединенных дверьми. Сейчас двери распахнулись…

Я сошел с ума.

Лучше умереть.

Нет!

— Жаклин! — крикнул он.

И она пришла. Из памяти или реальности — не имело значения. Она вошла в стеганом халате, прикрывавшем наготу, подошла к нему, халат сполз и растекся лужицей на полу, он увидел, как она красива, Жаклин, его жена, его любовница, его страсть, его судьба. Она с ним — значит, все дозволено.

Ураган «Давид» приближался к Парижу со сверхзвуковой скоростью. Ударная волна не ломала деревья, а крошила, молнии не сверкали, а превратились в несущийся между землей и тучами электрический столб, черпавший энергию не из атмосферы, а из недр Солнца.

Пусть погибнет мир, моя любимая Жаклин, но мы будем вместе. Ты и я. Ты прекрасна. Разве любовь женщины не стоит Вселенной?

Я буду жить. И ты. Мы. Я физик и умею управлять мирами, я Нобелевский лауреат, я — единственный, кто сумел.

Я люблю тебя, Жаклин!

Он крикнул или только подумал?

Два «глока» были нацелены — один в сердце, другой в голову.

Выстрелы прозвучали одновременно — один в Сан-Хосе, другой — в Вашингтоне.

Яощущает легкие толчки в грудь и голову и понимает, что произошло, раньше, чем Я-Карпентер и Я-Остмейер теряют сознание. Ябудто теряю часть себя — на время, да, но этот идиот Тезье добился своего, максимум равновесия продолжает смещаться, и бесконечное число миров меняют положения.