Александр Филиппов - Сказка без чудес

— Закройте глаза. Не напрягайтесь. Расслабьтесь, — монотонно и успокаивающе ворковал Люций Гемулович. — Я пошлю вам всего лишь несколько пассов…

Ферапонт вдруг почувствовал, как от рук нечаянного целителя повеяло… да что там повеяло, полыхнуло прямо-таки жаром. Горячая волна, возникнув там, где едва касались кожи пальцы в перчатках, устремилась под кости черепа, вибрируя, растеклась по обоим полушариям мозга, а потом, сконцентрировавшись мгновенно, будто раскалённой иглой пронзила всё тело вдоль позвоночника — от затылка до копчика. Сбруев ойкнул и содрогнулся. Услышал команду:

— А теперь откройте глаза!

Подчинился, прозрел и спросил, заикаясь от страха:

— Ч-то… что это было?

Люций Гемулович, отступив на шаг в сторону, смотрел на него удовлетворённо, словно скульптор на законченное только что изваяние. Пояснил, поблескивая слепо очками:

— Пустяки. Чакры почистил, открыл каналы для потока энергии, нейронные связи между стволом головного мозга и лобными долями восстановил. Тем самым вернул вам способности к творчеству. И теперь вы снова сможете писать стихи.

Сбруев ощупал недоверчиво затылок, остатки волос на темени, тронул покрытый испариной лоб, прислушался к своим ощущениям. И действительно, в голове прояснилось, стало легко и… беззаботно как-то. Словно стакан водки дёрнул без закуси. В то же время мысли приобрели необыкновенную чёткость, и стоило ему подумать о стихах, в мозгу будто бы фейерверк взорвался, осыпаясь звёздным дождём поэтических образов, готовых ритмических строк и мгновенно рождавшихся рифм.

Поэт зачарованно смотрел на своего избавителя, а тот вдруг полез куда-то в глубины чёрного, свободного покроя, плаща, извлёк пластиковый файл и золотую паркеровскую авторучку.

— Так-то, любезный. Долг, как известно, платежом красен. Услуга за услугу. Вот здесь, внизу, свою подпись черкните.

Ловко выдернув из пластиковой папочки листок, он протянул его Сбруеву.

— Что это? — настороженно взял в руки бумагу Ферапонт.

— О, это акт передачи вашей бессмертной души в моё вечное личное пользование! — строго заявил человек в чёрном. А когда поэт отшатнулся в ужасе, засмеялся добродушно, искренне, и до слёз. — Ох, уморил… поверил ведь! — и посоветовал весело: — Да вы текст-то прочтите. Это — заявление представителей зеленоборской интеллигенции, преимущественно гуманитариев, с одобрением начала разработки нефтяного месторождения в Заповедном бору. Что, в свою очередь, приведёт к небывалому расцвету культуры и на территории вашего района, и всей Южно-Уральской области!

Сбруев, всё ещё с сомнением поглядывая на бумажку, спросил недоверчиво:

— С чего бы? Ну, этот, как вы говорите, расцвет?

Люций Гемулович пояснил с готовностью.

— Деньги, дорогой пиит, увы, банальные деньги. Возьмём, к примеру, литературу. Вот вы, как признанный авторитет… гм-м… в южно-уральской словесности, периодически клянчите в региональном министерстве культуры средства на издание очередного коллективного сборника. Ну, там к юбилею литературного объединения, ещё к какой-нибудь круглой дате… Поскольку вас знают, к вам прислушиваются, деньги, со скрипом, не в той сумме, в которой бы хотелось, всё же дают. Вы, как всегда, выступаете в роли составителя. Получаете, соответственно, вознаграждение за свои интеллектуальные труды. Имеете возможность в бесчисленный раз на халяву издать полтора десятка своих стихов, а заодно выслушать каскад благодарностей от авторов, которых вы в этот сборничек включили. Ведь так? — он испытующе глянул на Сбруева.

— Н-ну, в общем-то, да… — вынужден был признать Ферапонт.

— А с началом работы на территории Заповедного бора нашей нефтяной компании ваши возможности в этом плане возрастут многократно! Вы, например, сможете осуществить давно задуманный вами грандиозный проект — издать серию книг, этакую многотомную библиотеку произведений писателей, чья жизнь, творчество были как-то связаны с Южно-Уральской областью. От Даля, Державина, Карамзина, Пушкина, до современных авторов. Причём именно вы, Сбруев, будете решать, кто из южно-уральских поэтов и прозаиков достоин встать на книжную полку рядом с великими, а кто нет. Корсакова, например, я предлагаю из этого перечня исключить!

— Вы… вы тоже считаете его недостойным? Вы его читали? — изумлённо вытаращил глаза Ферапонт.

— Да-а… кое-что, бегло… — неопределённо пожал плечами Люций Гемулович. — В любом случае осуществление этого грандиозного проекта будет передано нами, нефтяниками, на откуп лично вам, Сбруеву. Как скажете, так и будет!

Ферапонт слушал зачарованно, а человек в чёрном продолжал вещать увлечённо:

— И заметьте, за каждый том вы, как редактор, будете получать «составительские». А это — многие десятки, сотни тысяч рублей! С учётом того, что наш проект рассчитан на несколько лет, безбедная старость вам обеспечена.

Сбруев утер вспотевший от волнения лоб обмахрившимся от старости рукавом пиджака. Прищурился подозрительно:

— А стихи теперь я точно смогу писать?

— Да конечно! — всплеснул руками Люций Гемулович. — Да сколько угодно! Кстати, первое можете посвятить нам, нефтяникам. И прочесть на торжественном пуске нефтяной скважины в Заповедном бору. Что-нибудь вроде: мы нефтяников поздравляем, и всего… трам-там-там, им желаем… ну, вам, как поэту, видней!

Сбруев опять глянул в листок. Там, под текстом обращения, уже стояли подписи известных в районе заслуженных врачей, работников сферы образования, культуры. Нашёл свою фамилию с перечислением всех литературных регалий, и, присев на корточки, уложив бумагу на коленку, черкнул витиеватую, с завитушками и вензелями, подпись.

Выпрямившись с кряхтением, вернул документ Люцию Гемуловичу.

Тот, ловко действуя своими затянутыми в перчатки, гибкими, словно многосуставчатыми, пальцами, вставил листочек в файл, и в мгновение ока спровадил куда-то в складки свободного, будто крылья гигантской летучей мыши, плаща. Молвил вежливо, тронув поля шляпы:

— Приятно было познакомиться. Позвольте откланяться… — и, шагнув с тропинки, исчез, растворился, растаял, словно призрак, в кустах привядшей от летней жары и маловодья, черёмухи.

Впрочем, Сбруев и не следил за тем, куда отправился таинственный собеседник.

Радость переполняла его. Он знал наверняка, чувствовал, что к нему и впрямь вернулись способности к творчеству. Что там предложил человек в чёрном? Поздравление нефтяникам? Да запросто!

И Ферапонт продекламировал вслух строки, будто огненной вязью прописанные в его мозгу, мгновенно сложившиеся в стихи: