Роберт Силверберг - Ночные крылья. Человек в лабиринте [сборник litres]

— Но ведь Перерожденцы тоже не имеют гильдии! — сказала Авлуэла.

Летописец впервые удостоил ее взглядом:

— Кто ты, дитя?

— Воздухоплавательница Авлуэла. Я путешествую с этим Наблюдателем и этим Перерожденцем.

— Как я здесь рассказывал Перерожденцу, — сказал Базиль, — в те давние времена подобные ему имели свою отдельную гильдию. Гильдия была распущена тысячу лет назад по приказу Совета Доминаторов после попытки бесчестной группировки Перерожденцев взять под контроль святые места Джорслема, и с того времени они не имеют гильдии, занимая место чуть выше Кастратов.

— Я никогда не слышал об этом, — признался я.

— Ты не Летописец, — самодовольно сказал Базиль. — Это наше ремесло — открывать прошлое.

— Верно. Верно.

— А сегодня сколько гильдий? — спросил Гормон.

— По крайней мере, сто, мой друг, — неопределенно ответил Базиль. — Одни довольно малочисленны, другие существуют лишь в отдельных местах. Я изучаю лишь самые первые гильдии и их непосредственных преемников. То, что произошло за последние несколько сотен лет, составляет область интереса других исследователей. Мне запросить для тебя информацию?

— Не бери в голову, — сказал Гормон. — Это было всего лишь праздное любопытство.

— Твое любопытство неплохо развито, — заметил Летописец.

— Просто я нахожу мир и все, что в нем есть, чрезвычайно увлекательным. Разве это греховно?

— Странно, — сказал Базиль. — Не состоящие в гильдиях редко выходят за пределы своих собственных горизонтов.

Их разговор прервал Сервитор. С благоговейным трепетом он остановился перед Авлуэлой и сказал:

— Принц вернулся. Он желает твоего общества во дворце, прямо сейчас.

В глазах Авлуэлы мелькнул ужас. Но отказаться было немыслимо.

— Я должна пойти с тобой? — спросила она.

— Пожалуйста. Ты должна быть одета и надушена. Он также желает, чтобы ты пришла к нему с развернутыми крыльями.

Авлуэла кивнула. Сервитор повел ее прочь.

Мы еще немного постояли на пандусе. Летописец Базиль рассказывал о прошлом Роума. Я слушал, а Гормон всматривался в сгущавшуюся тьму. В конце концов у Летописца пересохло горло. Он извинился и величаво удалился. Несколько мгновений спустя во дворе под нами открылась дверь, и появилась Авлуэла. Она шла пошатываясь, как будто состояла в гильдии Сомнамбулистов, а не Воздухоплавателей. Она была голой под прозрачными одеждами, и в свете звезд ее хрупкое тело казалось призрачно-белым. Ее крылья были расправлены и медленно трепетали, словно в такт ударам сердца. Один Сервитор взял ее за локти. Казалось, ее толкали к дворцу, словно она была лишь призрачным подобием самой себя, а не настоящей женщиной.

— Улетай, Авлуэла, улетай! — прорычал Гормон. — Беги отсюда, пока это возможно!

Она скрылась в боковом входе во дворец.

Гормон посмотрел на меня:

— Она продала себя принцу, чтобы дать нам крышу над головой.

— Похоже на то.

— Я мог бы разнести в щепки этот дворец!

— Ты ее любишь?

— По-моему, это очевидно.

— Успокойся, — посоветовал я. — Ты необычный человек, но все же Воздухоплавательница не для тебя. Особенно та, что делила ложе с принцем Роума.

— Она идет к нему из моих рук.

Я был сражен наповал его признанием:

— Ты познал ее?

— Не раз, — ответил он с печальной улыбкой. — В момент экстаза ее крылья дрожат, как листья в бурю.

Чтобы не свалиться во двор, я схватился за перила пандуса. Звезды кружились над головой, старая луна и два ее спутника подпрыгивали и качались. Я был потрясен, хотя и не понимал причину своего состояния. Был ли это гнев на Гормона за то, что этот наглец осмелился нарушить букву закона? Или проявлением моих псевдоотцовских чувств к Авлуэле? Или же обыкновенная зависть к Гормону за то, что тот осмелился совершить грех, на который я не способен физически, хотя в душе желал его?

— Они могут выжечь за это твой мозг, — сказал я. — Могут перемолоть твою душу. И вот теперь ты делаешь меня соучастником.

— Что из этого? Принц повелевает и получает свое — но до него там побывали и другие. Я должен был сказать кому-то.

— Хватит. Довольно.

— Мы увидим ее снова?

— Принцы быстро устают от своих женщин. Несколько дней, а может, даже всего одна ночь — и он вышвырнет ее за дверь. И тогда, думается мне, нам придется покинуть эту гостиницу, — вздохнул я. — По крайней мере, мы узнаем это через несколько ночей, хотя это и дольше, чем мы заслужили.

— Куда ты пойдешь потом? — спросил Гормон.

— Останусь еще некоторое время в Роуме.

— Даже если тебе придется спать на улице? Похоже, здесь нет особого спроса на Наблюдателей.

— Как-нибудь переживу, — ответил я. — А потом отправлюсь в Перрис.

— Учиться у Летописцев?

— Чтобы увидеть Перрис. А ты? Что тебе нужно в Роуме?

— Авлуэла.

— Довольно, хватит об этом!

— Уговорил, — ответил Перерожденец с горькой улыбкой. — Но я останусь здесь до тех пор, пока принц не пресытится ею. Тогда она будет моей, и мы найдем способ выжить. Люди вроде меня весьма находчивы. Нужда заставляет нас быть такими. Возможно, мы на какое-то время найдем жилье в Роуме, а затем последуем за тобой в Перрис. Если, конечно, ты готов путешествовать вместе с уродливыми мутантами и неверными Воздухоплавательницами.

Я пожал плечами:

— Увидим, когда придет время.

— Тебе когда-нибудь доводилось бывать в обществе Перерожденца?

— Нечасто. И недолго.

— Для меня это великая честь. — Он побарабанил пальцами по парапету. — Не прогоняй меня, Наблюдатель. У меня есть причина, чтобы остаться с тобой.

— Какая?

— Хочу увидеть твое лицо в тот день, когда твои машины скажут тебе, что вторжение на Землю началось.

Я понурил плечи.

— Тогда ты останешься со мной надолго.

— Разве ты не веришь, что вторжение неминуемо?

— Когда-нибудь. Не скоро.

Гормон усмехнулся.

— Ошибаешься. Вторжение уже у порога.

— Не смешно.

— Что такое, Наблюдатель? Или ты утратил веру? Это известно уже тысячу лет: инопланетная раса жаждет захватить Землю. Она владеет ею по договору и когда-нибудь придет, чтобы ее заполучить. Так было условлено в конце Второго Цикла.

— Я отлично это знаю, но я не Летописец. — Затем я повернулся к нему и произнес слова, которые никогда не думал произносить вслух: — В два раза больше лет, чем ты прожил на свете, Гормон, я слушал звезды и вел Наблюдение. Если часто что-то делать, это теряет смысл. Произнеси свое имя десять тысяч раз, и оно превратится в пустой звук. Я наблюдал, и наблюдал усердно, но в темные часы ночи мне иногда кажется, что я наблюдал зря, что я впустую потратил свою жизнь. Наблюдение доставляет мне удовольствие, но, возможно, в нем нет никакой необходимости.