Мишель Демют - Неторопливая машина времени [компиляция]

Брат Лезье замолчал, увидев вытаращенные глаза брата Доломар а.

— Да, в склеп, — продолжал он. — В склеп, где спит Святой Франсуа… Именно оттуда любой брат может беседовать с ними со Святой Станции. На этот раз они приказали мне обеспечить визит этих существ… в самой глубочайшей тайне. Наши гости должны были захватить с Земли то, что подготовят для них наши братья.

— Значит, я столкнулся в Австралии с братьями-ренегатами?

— Это были братья, но, разумеется, не ренегаты, — пожал плечами брат Лезье. — Я полагаю, что у них были все полномочия…

— Но я, брат мой… Почему я?…

— Почему вы, брат мой? Да потому, что я выбрал вас! — воскликнул брат Лезье.

Он вскочил и прошелся между мраком и огоньками пространства.

— К несчастью для нашего святого ордена и, прежде всего, для наших отцов, которые правят нами с Земли, обитатели Марса обнаружили существование нескольких передатчиков на территории Австралии. Разумеется, именно нам они поручили трудную задачу — нейтрализовать их. Логически рассуждая, они с самого начала должны были подозревать нас. Когда я получил приказ вступить в игру, брат мой, я смог использовать единственную фигуру, единственную пешку на своей доске, которая могла дать мне хоть какую-то надежду. Единственного брата, который был фактически сослан на Марс за излишнее рвение, единственного человека, кто искренне стремился пройти через портал передатчика. В ближайшее время после того, как вы побывали в Австралии, там не останется ни одной нашей базы. Существа вернутся в свой мир, где бы он ни находился, использовав передатчик в созвездии Змеи. В свое время я получил торжественные заверения, что эта история продлится не слишком долго. И она, действительно, закончилась весьма быстро.

— Что вы думаете о марсианах, брат мой?

— Я знаю, что кое-кто из обитателей нашей станции, действуя в рамках наметившейся схизмы, попытался создать сеть передатчиков, чтобы вмешаться в дела наших соседей… Они были строжайшим образом допрошены Верховным Трибуналом и осуждены. Им придется послужить материалом для реализации видений Святого Франсуа…

Брат Доломар почувствовал себя старым и усталым.

— Могу предположить, что главным обвиняемым оказался некий брат Доломар.

Брат Лезье промолчал.

— Так вы сказали мне, что оба солдата находятся здесь. Они живы и здоровы? И европеец, и вернувшийся с того света пацифиец? Я полагаю, что вы молитесь за нашего брата, который так трагически погиб на своей родной планете… Если только он не ожил благодаря удивительному дару черных существ… Кстати, брат мой, наша старшая сестра, римская церковь, была бы сильно озабочена столь неожиданными чудесами…

— Она неплохо справлялась со своими, — глухим голосом ответил брат Лезье. — В данном случае, брат мой, я полагаю, что она, скорее всего, поспешила бы перерезать всем вам глотку. Она никогда не испытывала ни малейшей жалости к самым старательным и самым наивным из своих сынов…

— Но наш Святой Орден… — начал брат Доломар. — Нет, лучше скажите, брат мой, вы никогда не рассматривали передатчик как орудие палача?

— Не позволяйте взять верх над вами вашей горечи.

— Вы говорите подобно древним иезуитам, брат мой… Они ведь отправятся вместе со мной, европеец и пацифиец? Да, я полагаю, что они тоже осуждены. Достойно ли они встретили очередное испытание? Думаю, да. Вы сказали бы мне, будь это не так. Один из них — боец, сознание которого переполнено предрассудками, мистическими представлениями. Другому военные врачи несколько повредили голову. Или в этом виновата война? Двое слабоумных… Нет, трое, которым предстоит путь через небеса… Скажите, брат мой, разве мы не вернулись к нелепо изуродованным принципам древней религии?

Брат Лезье упорно молчал. Выпрямившись, брат Доломар вгляделся в его лицо, и ему показалось, что щеки собеседника странно поблескивают в синем полумраке, и что тень на месте его губ слегка подрагивает.

— Я не думаю, — добавил брат Доломар, снова откидываясь назад, — что у нас есть хотя бы малейший шанс увидеть когда-нибудь Землю… и Святую Станцию.

И снова ответом ему было молчание.

— Я хочу помолиться, брат мой… Нет, скорее я хочу помечтать. Я представляю, что несусь к солнцам созвездия Волопаса… Знаете, ведь мне всегда хотелось увидеть их вблизи. Это огромные горячие звезды. Говорят, что там есть планета-парник, а вам ведь известна моя любовь к растениям… Я доверяю вам, брат мой… Или я должен сказать: отец мой?

Прикрыв глаза, он уловил, как это было столько раз раньше, звуки удалявшихся шагов брата Лезье… Вот он остановился… и обернулся?

— Отец мой?

Дверные панели разошлись в стороны и вновь сомкнулись с легким шуршаньем глыбы металла, скользящей по льду.

Какой же я дурак!

За всю мою уже достаточно продолжительную жизнь вспыльчивый характер не однажды подводил меня… Но никогда еще я так не жалел о вспышке гнева, как в этот раз. Подумать только: в мои руки попал секрет межпланетной связи, может быть, даже межпланетных путешествий! Но я все погубил, погубил совершенно нелепо, в припадке бессмысленного раздражения…

Это случилось довольно давно, несколько лет назад. Если быть точным, то прошло уже три года с того дня, когда… Но лучше я расскажу вам все по порядку. Замечу только, что с тех пор я каждое утро подхожу к зеркалу, смотрю на свое отражение и с отвращением и горечью повторяю: «Жак Бернар, ты — осел!»

Ладно! Хватит оплакивать сбежавшее на плите молоко, как любит повторять моя старая тетушка. Лучше послушайте, как все это случилось.

Будь проклят этот день — 6 апреля 1955 года — когда я приехал, как обычно, утром, в институт и сразу отправился к чертежнику. Накануне я оставил ему несколько чертежей — это были геологические профили нескольких карьеров, которые нужно было скопировать на кальку. При этом, ряд участков на профилях нужно было покрыть штриховкой. Чертежником у нас тогда работал Арман — впрочем, мне кажется, что он работал в институте всегда… Это весьма своеобразный тип, нередко ведущий себя, словно круглый идиот. Он не способен даже на малейшее проявление какой-нибудь инициативы, но готовые чертежи умеет копировать просто великолепно. Конечно, если только тебе удастся растолковать ему, что от него требуется… Это толстяк с луноподобной физиономией, жалкое нелепое существо, всегда сонное, я бы сказал, болезненно заторможенное. Не берусь объяснить, как ему удается провести хотя бы самую простую прямую линию; тем не менее, неопровержимым фактом, вызывающим всеобщее восхищение, является его способность делать идеальную штриховку. Он умеет от руки вычерчивать идеально прямые линии, расположенные так равномерно, как не сделает ни один чертежный автомат…