Дмитрий Липкинд - IT AS IS [сборник]

В начале аудитории сидели те, кого в школе было принято назвать «ботаниками». Сутулые тощие молодые люди в очках и некрасивые крупные девушки с суровыми лицами. Смотря на них, Саша с трудом верил в известное высказывание Била Гейтса о снисходительном отношении к заучкам в связи с возможной работой на них в будущем. Каким начальником мог бы стать вот тот нескладный узкоплечий юноша в джинсовой куртке не по размеру, одетой поверх засаленного свитера? Или вот та девица с отрешённым взором. Сможет ли вершить судьбы людей, принимая решения о приёме на работу и подписывая приказы об увольнении без выходного пособия?

Центральные парты были заняты молодыми людьми и девушками, явно успевшими увидеть в жизни что-то, кроме учебников. Парни в основном имели широкие плечи и туповатые лица, девушки красовались откровенными нарядами и глупо хлопали накладными ресницами. Для этой группы абитуриентов была самая высокая вероятность поступления — наверняка уже существовала договорённость, и написание экзамена становилось чистой формальностью. Сдав практически пустые листочки, эти молодые люди придут в ВУЗ 1-го сентября, чтобы выпить водки в парке, а следующий раз — приедут на спортивной машине через пять лет получить свой диплом. Преподаватель такую машину никогда не смог бы купить, даже если бы откладывал всю зарплату на протяжении всей оставшейся жизни.

Девушек из центра аудитории вопрос поступления волновал лишь как средство к успешному продолжению рода. Всеми силами, пусть и неосознанно, они демонстрировали, что именно от них можно получить самое здоровое, самое жизнеспособное потомство. В ход шли всевозможные тени, туши, помады, короткие юбки, обтягивающие платья, колготки в сеточку, туфли на высокой подошве и даже лифчики на размер больше, набитые ватой. Наверняка эти юные девушки всерьёз думали, что ВУЗ расшифровывается как «выйти удачно замуж».

Ближе к концу аудитории было больше свободных парт. Здесь сидели самые разные абитуриенты, в основном крепкие сельские парни с простоватыми лицами. В дальнейшем, как правило, они становились самыми старательными и прилежными студентами.

И в самом конце аудитории сидел Саша. На написание ответов ему хватило тридцати минут. Именно написание — Саша практически не думал. Начав читать условие задачи, он уже примерно представлял, как он будет её решать. К концу чтения условия он уже знал решение. Оставалось только записать его и проверить. Проверка была чистой формальностью, но Саша не мог позволить себе допустить ошибку.

Поставив точку к конце ответа последней задачи, Саша глубоко вдохнул и выдохнул. Два двойных листа в клеточку были покрыты ровным, каллиграфическим почерком. Ни единого исправления, ни единой помарки. Кто-то мог бы сказать, что Саша был гениален. Да, многие знавшие его так и считали. Но сам Саша полагал, что гениальность — это качество, дающее какой-то ощутимый результат. Например, гениальный скрипач может собрать многотысячную аудиторию. Гениальный инженер мог построить огромный мост, устойчивый к ветрам, наводнениям и землетрясениям. Решение же экзаменационных задач по математике никакого результата не давало, и поэтому Саша воспринимал свои способности как должное, не придавая им большого значения.

Перед тем, как сдать свою работу, Саша глубоко вдохнул и выдохнул ещё шесть раз. Он был верен самурайскому правилу о том, что любое решение нужно принимать за семь вдохов и выдохов, и воспринимал его по-детски буквально. Всё-таки, ему было только 17 лет.

Не дожидаясь окончания экзамена, Саша положил свои листы на стол приёмной комиссии и вышел из аудитории.

Уже тогда он начал испытывать смутную неприязнь к своим сверстникам.

Этот декабрь больше походил на позднюю осень, чем на зиму. Ночью все лужи покрывались коркой льда, а утром, едва показывались первые лучи солнца, лёд таял, и весёлые ручьи превращали газоны и тропинки парка в грязевые болота.

Тёмно-жёлтая скамейка, оставленная зимовать под открытым небом по недосмотру муниципальных служб, гордо возвышалась посреди месива из талого снега, коричневого песка, сигаретных бычков и бурых листьев. Саша и Миша, студенты первого курса, сидели на спинке скамейки, поставив ноги на сиденье, и пили пиво из пластиковой двухлитровой бутылки. То, что на часах было только десять утра, их нисколько не смущало.

— Я бы хотел куда-нибудь уехать, в другую страну, — мечтательно сказал Миша.

Саша сидел, уставившись себе под ноги, на потёртые доски скамейки, усыпанные каплями талой воды. Слова Миши доходили до него как бы с запозданием и казались неимоверно длинными, растянутыми во времени. «Наверное, я пьян», — подумал про себя Саша, а вслух произнёс:

— Да? Зачем это?

Капли воды, как линзы, увеличивали и искажали текстуру окрашенного дерева, отбрасывая едва заметные радужные блики. Эта игра света казалась Саше до такой степени красивой, что он удивлялся, как Миша мог её не замечать.

— Ну как же? Посмотреть как другие люди живут, в других странах. Вот представляешь, в Индии — там каждый камень — это такая древность, такая история.

Миша был типичным романическим студентом — финансово бедный, но богатый духовно, и увлечённый в достаточной степени, чтобы не замечать своей бедности. Жил он в университетском общежитии и в свободное от занятий время работал младшим программистом в региональном филиале какой-то малоизвестной международной компании. Казалось, что вопросы материально достатка его совсем не волновали. У него не было даже нормальной зимней одежды — вместо этого он одевал под свою потёртую джинсовою куртку несколько свитеров, отчего делался похожим на спортсмена-культуриста.

— Да и что с того, что камня касались какие-то люди несколько сотен лет назад? — неспешно заговорил Саша, не отрывая взгляда от капель воды на скамейке. Сейчас ему вдруг показалось, что он абсолютно трезв, а резкий порыв холодного ветра придал его мыслям необычайную ясность, — Любой булыжник найди — у него такая же история. Можно говорить, что мостовой в другой стране касались какие-то великие люди, жившие много лет назад. Ну и что с того? Любого камня кто-то касался в древности, как и сейчас их трогают. Почему ты считаешь, что люди, жившие на территории нашей страны, хуже тех, что жили за её пределами? Я вот не хочу никуда ехать. Интернет везде одинаковый. Перемена места, в котором находится твоё тело, ничего не изменит. Изменения, они исходят из нас, понимаешь, из нас. Мы сами являемся причиной перемен, а не то, что окружает нас. Потому что мы — взрослые, а взрослые — это мы. Да, это мы те люди, которые принимают решения. Это мы те люди, которые дают советы. И самое главное — вокруг нас такие же люди, как и мы. Они так же боятся что-то делать, как и мы, и так же не держат обещаний, и так же не следуют данным советам.