Ромен Люказо - Лаций. Мир ноэмов [litres]

День был утомительным. Она сама не заметила, как заснула.

Она проснулась посреди ночи, почувствовав, как лезвие осторожно, но уверенно давит ей на сонную артерию. Она открыла глаза. Тонкие лучи луны – или того, что ее здесь заменяло, – мягким серебристым светом проникали сквозь тонкие щели в стенах, и из-за этого, по контрасту, остальная комната казалась погруженной в непроглядную темноту.

Тихо, – буркнул тот, кто держал нож.

Был это, без сомнения, людопес.

– Чего вы от меня хотите? – шепотом спросила Плавтина. – А главное, кто вы?

– Пообещайте, что не закричите.

– Уберите нож от моего горла.

– Пообещайте.

– Хорошо, обещаю.

– Я не желаю вам зла. Я хочу с вами поговорить.

Он склонился над Плавтиной. Она узнала пятнистую морду Эврибиада. В голосе у него слышалась неловкость. Он был солдатом, а не убийцей, и ему явно не нравилось заниматься такими вещами. Плавтина еще усилила его неловкость, сказав, когда он убрал нож и лезвие, сияющее в темноте, исчезло:

– Бывают и более традиционные способы завязать разговор.

– Не будьте так легкомысленны. Нам запрещено к вам приближаться. Вы – его собственная добыча. Только Фемистоклу разрешено говорить с вами.

– Вот как? И как же ваш божественный Отон обеспечит исполнение своего указа?

Эврибиад метнул на нее взгляд, полный непонимания, – Плавтина это увидела, несмотря на темноту, – и шокированно замолчал. Для людопса Отон был всемогущим. В голове Плавтины начал намечаться план, намек на возможность выхода. Она улыбнулась, выскальзывая из-под простыни и надевая платье. Она была единственной представительницей своей расы, и ей не было нужды стесняться.

– Так чего же вы хотите, славный воин?

Эврибиад присел на корточки рядом с ней. Казалось, людопсам удобнее сидеть в этой позе, чем людям, из-за того, что задние лапы у них были короче человеческих ног.

– Мне необходимо с вами поговорить. Не ради меня, а ради моей расы. И я думаю, что вам не помешало бы на некоторое время укрыться от Отона.

Он отчетливым жестом провел когтистым пальцем себе по черепу в недвусмысленном намеке на трепанацию. Плавтина прикрыла глаза. Ее внезапно затошнило; потом это ощущение прошло. На самом деле такое развитие событий казалось ей маловероятным. Однако было очевидно, что она и Эврибиад не в равной степени обладают информацией, и Плавтина желала приберечь эту карту в рукаве. Потому она подыграла ему и выслушала, не прерывая.

– Я не знаю, желает ли Отон забрать у вас мозг, однако и он, и его лейтенанты обеспокоены, – продолжил людопес. – Они хотят понять, что случилось с другой богиней, и думают, что у вас в голове есть что-то, что может им помочь. Они сами это сказали, и я был там – всего несколько часов назад.

– И что вы мне предлагаете?

– Вам следует поговорить с кем-то поумнее меня. Вы поможете нам понять, во что мы впутались, а в обмен на это мы сможем вас защитить.

– На этом корабле, который полностью контролирует Отон?

– Тут есть и слепые зоны, – пролаял людопес.

Плавтина не ответила и повернулась к выходу. Эврибиаду другого знака не понадобилось; он опередил ее.

Совершает ли она ошибку? После сна и диалога с Отоном в ней поселился безотчетный страх. То, как Отон обошелся с Узами, говорило о каустической извращенности. Ей нужны были союзники, и она надеялась, что сможет предложить им что-нибудь взамен.

Чуть поодаль их ждала лодка, укрытая в кустах. Эврибиад был не из тех, кто импровизирует. В тишине они потянули суденышко и опустили на воду, стараясь производить как можно меньше шума. Плавтина устроилась на корме, ощутив кожей ладоней грубое дерево. Эту лодку не собирали, а целиком вырезали из древесного ствола. Великолепная вещица, с выгравированными по борту тонкими геометрическими узорами и с носовой фигурой, представлявшей собой пса с агрессивно раскрытой пастью. Эврибиад извиняющимся тоном прошептал:

– Это не мой корабль, не моя прекрасная трирема. Но эту маленькую лодку невозможно выследить даже усовершенствованным радаром. Плыть нам придется несколько часов. Постарайтесь устроиться поудобнее.

– Разве не опасно плыть ночью?

– По Океаносу – опасно. Но не по этой же грязной луже.

Его морда расплылась в собачьей улыбке – губы разошлись вбок и вверх. Сам он продолжал грести. От его единственного весла, ритмично опускающегося то слева, то справа в темные спокойные волны, шел приятный усыпляющий плеск. Несмотря на луну, темнота была почти непроглядной. Ни Эврибиада, ни Плавтину не тянуло разговаривать. Объяснения подождут более подходящего момента. Поскольку сейчас Плавтина, не знающая моря, ощущала себя призраком, пересекающим очередной Стикс на лодке перевозчика. Разум ее дрейфовал, она представляла себе, как черные волны смыкаются над ними, проглатывают, почти в одно мгновение стирая всякий след их существования.

Она всмотрелась в окружающую толщу соленой воды, но, конечно же, ничего не разглядела. Водная стихия, несомненно, скрывала под собой песок, скалы и водоросли – то была целая природная среда, воспроизведенная с точностью и достаточно обширная, чтобы саморегулироваться. А еще ниже – обшивка Корабля, машины, которые без устали перекачивали и очищали воздух, ядерные печи, печи антиматерии, всяческие механизмы, простые и сложные. А за ними – снова огромная тень, но на сей раз ледяная, безграничная, которую называют безвоздушным пространством. Любопытная рекурсия. Странный новый мир, насчитывающий столько разных жителей, сколько она не могла бы вообразить, которые образовывали – уже позабыв о старых земных народностях – своеобразную экосистему, где перемешивались биология и механика, природа и культура, смертное и божественное, призраки и боги. Эта вселенная была так далека от спокойной определенности ее первой жизни. Здесь можно было найти и чудеса и магию, эпос и лирику, и – в обрамлении стали – места, которым хватало своей собственной логики и которые становились множеством маленьких изолированных поэтичных мирков, как остров, от которого они сейчас удалялись, или башня, где жила старая Ския, и как многие другие миры, о существовании которых она и не знала. Когда человек оставил мир ноэмам, тот опустел, но парадоксальным образом в него вернулось волшебство. И Плавтине, пришедшей из более простой и реалистичной эпохи, возможно, не найдется места в этой сказке…

Она дошла до этого вывода в своих отвлеченных размышлениях, когда почувствовала дрожь где-то на периферии разума. Шла она издалека – от большого насекомого, парившего высоко в небе слева от нее, в нескольких километров. Оно летело к ним на полной скорости. Плавтина взглянула на Эврибиада, но тот не обратил на нее внимания – он прилежно греб, мускулы его напряглись от непрерывного усилия, с которым он уже более часа поднимал и опускал весла. Плавтина потянулась разумом так далеко, как смогла, и нащупала летящего ноэма. Это было примитивное создание, само по себе едва ли умнее птицы, с простой задачей, записанной огненными буквами в ее нехитром сознании: наблюдать за огромным отсеком в поисках автоматов. Через несколько секунд ноэм пролетит над ними так высоко, что Эврибиад его даже не заметит, и доложит Отону или одному из своих приспешников, что видел лодку.