Питер Гамильтон - Дисфункция реальности

К огромному огорчению Луизы, эта деятельность значительно уменьшала время, проводимое Джошуа в поместье. К тому же для верховых прогулок теперь уже не было приличного повода.

А Джошуа так подобрал смены, чтобы б о льшую часть ночей Герцогини проводить в хранилище, и это позволило ему до минимума ограничить встречи с Марджори.

Тем не менее утром в день отъезда Луизе удалось застать его в конюшне. Джошуа пришлось два часа провести на темном и пыльном сеновале, удовлетворяя все более смелые и безрассудные желания молодой девушки, казалось, не знавшей усталости. После третьего оргазма она прильнула к нему, выслушивая тихие заверения в скором возвращении.

— Ради торговли с папой? — почти обвиняющим тоном спросила она.

— Нет. Ради тебя. Бизнес — это только предлог, в противном случае было бы трудно объяснить свой визит. Здесь все так благопристойно.

— А мне уже все равно. Наплевать, даже если кто-то узнает.

Он повернулся и стряхнул с груди несколько сухих стебельков.

— Зато мне не все равно, я бы не хотел, чтобы с тобой обходились как с парией. Луиза, я тебя прошу проявить хоть немного благоразумия.

Она ласково провела пальцами по его щеке.

— Ты и вправду заботишься обо мне, да?

— Конечно.

— Ты понравился папе, — нерешительно сказала девушка.

Возможно, сейчас не самый лучший момент, чтобы давить на него и строить планы на будущий приезд. Ему предстоит межзвездный перелет, а это огромная ответственность. Но похвалы отца могли быть хорошим предзнаменованием, его одобрения удостаивались не многие люди. А Джошуа не раз восхищался округом Стоук. И он сам говорил, что мог бы осесть в таком месте.

— Да и мне твой старик понравился. Но характер у него не дай бог!

Луиза захихикала в темноте. Внизу было слышно, как с ноги на ногу переступают лошади. Она уселась верхом на живот Джошуа, прикрыв их обоих гривой своих распущенных волос. Его руки нащупали ее грудь и сжимали до тех пор, пока она не застонала от желания. Низким гортанным голосом он рассказал ей, чего ему хочется. Луиза напряглась, приспосабливаясь к его позе и изумляясь собственной смелости. Он ворвался в нее, даря удивительное ощущение там, ободряя ее и поощряя.

— Скажи мне еще раз, — промурлыкала она. — Пожалуйста, Джошуа.

— Я люблю тебя, — прошептал он, обжигая ей шею горячим дыханием.

И даже нейронаноникам не удалось избавить его от чувства вины после этих слов. Неужели он действительно унизился до лжи доверчивой неискушенной девочке? «Может, так получилось, потому что она восхитительна, потому что такие всегда привлекают нас, хоть мы и знаем, что это неправильно? Я ничего не могу с собой поделать».

— Я люблю тебя и скоро за тобой вернусь.

Она восторженно застонала, принимая его. Исступленный экстаз залил собственным сиянием все вокруг, прогоняя темноту сеновала.

Джошуа едва успел вернуться в дом, чтобы поцеловать щеки или пожать руки всем членам семьи и многочисленным служащим (Уильям Элфинстоун при этом не присутствовал), собравшимся в вестибюле, чтобы пожелать ему и Дахиби счастливого пути. Конный экипаж отвез их на станцию Колстерворт, откуда они вместе с последней партией груза поездом отправились в Бостон.

В столице их встретил Мелвин Дачарм. Он сказал, что больше половины контейнеров уже переправлено на борт «Леди Макбет». Кеннет Кавана воспользовался своим влиянием на капитанов, чьи космопланы были не слишком загружены из-за небольшого объема сделок. Особой радости по этому поводу они не проявили, но время погрузки значительно сократилось. С одним маленьким космопланом, имевшимся на «Леди Мак», им бы потребовалось на это одиннадцать дней.

Они сразу вернулись на корабль. В своей каюте Джошуа обнаружил Сарху, парившую рядом с раскрытой ячейкой для секса. На ее лице блуждала хищная улыбка.

— Ни за что, — сказал он ей, свернулся калачиком на койке и проспал добрых десять часов.

Даже если бы Джошуа бодрствовал, вряд ли он стал бы направлять сенсоры «Леди Макбет» на уходящие от планеты корабли. И все равно не заметил бы, что из двадцати семи тысяч восьмисот сорока шести звездолетов, прибывших к Норфолку, двадцать два судна, отправляясь к родным мирам, испытывали серьезные проблемы из-за механических и электрических повреждений.

Грэм Николсон сидел на своем обычном месте за стойкой бара «Разбитый думпер», в противоположном конце от орущего аудиовидеоблока, и выслушивал жалобы члена экипажа «Брайанта» Диего Санигры на Колина Рексрью. «Брайант», корабль — перевозчик колонистов, прибыл к Лалонду два дня назад, и до сих пор ни один из пяти с половиной тысяч пассажиров не был извлечен из нуль-тау-капсулы. Неслыханное дело, божился Диего Санигра, губернатор не имеет права препятствовать высадке колонистов. Да и энергия, расходуемая каждый лишний час пребывания на орбите, стоит целое состояние. Компания же, как всегда, во всем обвинит экипаж. Их заработок снизится, никакой премии не будет, и можно уже не надеяться на дальнейшее повышение.

Грэм Николсон сочувственно кивал, а его нейронаноники тщательно фиксировали все разглагольствования в ячейку памяти. Многого отсюда не выудишь, но все же неплохой материал на тему того, как большой конфликт влияет на судьбы отдельных людей. В этой области он был хорошим специалистом.

Из прожитых семидесяти восьми лет Грэм Николсон пятьдесят два года проработал репортером. Теперь он был уверен, что уже ни один дидактический курс для журналистов не может дать ему ничего нового. Он сам вполне мог составлять дидактические курсы, только в новостных агентствах ни один редактор не захотел бы до такой степени развращать молодых сотрудников. Грэм Николсон был настоящим наемным писакой, до тонкостей изучившим искусство превращать обыденные неприятности в эпические трагедии. Каждый раз он спускался на самое дно и освещал несчастья и страдания тех, кто терпел унижения, но не осмеливался противостоять равнодушной массе правительственных чиновников и компаний. Но поступал он так не из-за высоких моральных качеств и сострадания, он ничуть не сочувствовал неудачникам, а просто играл на чувствах других людей в стремлении повысить рейтинг передачи и привлечь б о льшую аудиторию. Грэм и сам в некоторой степени стал походить на героев своих репортажей; это произошло почти неосознанно, так он вызывал меньше подозрений у тех, кто никогда не заботился о стиле одежды, у людей с грубой обветренной кожей и слезящимися глазами.

Передаваемые им ощущения неплохо расходились в различных таблоидах, но освещение одних и тех же проблем, в которых он лучше всего разбирался, создало определенную репутацию, и в какой-то момент он обнаружил, что более престижные агентства его больше не приглашают; за прошедшие десять лет он не создал ни одного мало-мальски привлекательного репортажа. Его нейронаноники в последнее время использовались не столько для записи эмоций, сколько для воспроизведения стимулирующих программ. Лет восемь назад «Тайм Юниверс» заключила с ним контракт на репортажи из самых захудалых миров, куда не согласился бы лететь ни один репортер, хоть немного понимающий в работе. Лишь бы только удержать его подальше от студии и редакторских офисов, оккупированных его ровесниками.