Питер Гамильтон - Дисфункция реальности

«Илекс» послал сигнал с просьбой о помощи еще до того, как за ним закрылся терминус червоточины. Аустер приказал космоястребу лететь прямо к Эйвону, а до него от Лалонда было больше четырехсот световых лет. Такая дистанция слишком велика даже для космоястреба. «Илексу» требовалось возобновлять заряд энергоформирующих клеток, а это означало более длительные периоды обычного перелета, чтобы искажающее пространство поле могло уловить ничтожные дуновения излучений, имевшихся в межзвездном пространстве.

Полет продлился три с половиной дня. При шестидесяти пассажирах на борту системы жизнеобеспечения работали на пределе. Фильтры не справлялись с выделениями тел, и в помещениях стоял отвратительный запах, уровень углекислого газа постепенно увеличивался, а запас кислорода почти истощился.

Червоточина закрылась за кораблем, когда он был всего в пяти тысячах километров от Трафальгара, хотя полагалось выходить в реальное пространство на расстоянии не менее ста тысяч километров. Но длительный полет к причальному выступу на скорости ниже сверхсветовой окончательно истощил бы ресурсы системы жизнеобеспечения, что могло привести к катастрофе.

Оборонный комплекс астероида тотчас был приведен в полную боевую готовность, что позволяло дежурному офицеру открывать огонь по своему усмотрению. За три четверти секунды после выхода «Илекса» из червоточины на корпусе космоястреба сомкнулись прицельные лучи гамма-лазеров.

Призыв о помощи «Илекса» услышали все офицеры-эденисты, находившиеся в командном центре стратегической обороны. Им удалось ввести в процессор платформы команду пятисекундной задержки. Аустер успел передать сообщение о состоянии своего корабля. Задержка была продлена до пятнадцати секунд, и дежурный офицер мгновенно произвела оценку ситуации. К «Илексу» с ускорением в десять g устремилась эскадра космоястребов.

— Отбой, — передала в центр управления дежурный офицер и датавизировала компьютеру отмену приказа об открытии огня. Затем она отыскала взглядом ближайшего эдениста. — И передайте этому идиоту-капитану, что в следующий раз, когда он выкинет такой фокус, я поджарю ему задницу.

Диспетчер расчистил «Илексу» путь для экстренной посадки, и корабль устремился к Трафальгару с ускорением в пять g. Шесть патрульных космоястребов кружили по спирали, словно встревоженные птицы вокруг своего птенца. Все семь биотехкораблей обменивались по сродственной связи сообщениями, полными беспокойства, любопытства и мягкого упрека. Пока «Илекс» подстраивался к движению астероида, кружа над сферой северного космопорта, там закипела бурная деятельность. Наконец космоястреб выровнял свое направление параллельно оси астероида, спустился в кратер и приземлился на титановое основание; к этому моменту к нему, подпрыгивая на воздушных шинах из-за низкой гравитации, мчались уже восемь машин техпомощи и автобусы для перевозки людей.

Первыми к подоспевшему автобусу из переходного шлюза вышли сотрудники лалондского отделения флота и все как один с наслаждением вдохнули чистый прохладный воздух. Медики вынесли на носилках Нильса Регера, а два санитара-педиатра успокоили всхлипывающего Шафи Банаджи. Техники машин системы жизнеобеспечения подключили к гнездам космоястреба трубы и кабели для подачи свежего воздуха. Резенде, инженеру «Илекса», оставалось только смотреть, как загрязненный воздух, которым они дышали все время полета, вырывается наружу серыми клубами и оседает капельками влаги, мерцающими в ярком свете прожекторов, освещающих кратер.

Как только первый автобус покатился к космопорту, у шлюза сразу остановился второй транспорт. На борт космоястреба поднялась группа из десяти десантников в полном боевом облачении, вооруженных химическими реактивными винтовками. Родри Пейтон, командир отряда, отдал честь измученному, покрытому грязью и небритому Мерфи Хьюлетту.

— Это она? — скептически спросил он.

Жаклин Котье стояла в проходе на полпути к шлюзу, а Джероэн ван Эвик и Гарретт Туччи держали ее на прицеле своих брэдфилдов. Грязи на женщине было еще больше, чем на Мерфи, даже клетки на ее рубашке оказались едва различимы.

— Хотелось бы мне, чтобы вы увидели, на что она способна, — проворчал Мерфи.

— Ладно тебе, Мерфи, — успокоил его подошедший Кельвин Соланки. Он повернулся к капитану десантников: — Ваши люди постоянно должны держать ее под прицелом как минимум двух винтовок. Она может наводить сильные помехи, выводящие из строя электронику, а также выпускать заряды, напоминающие молнии. И не пытайтесь схватиться с ней врукопашную, любого из вас она разорвет пополам.

Один из десантников не удержался и хихикнул. Кельвин не стал даже его переубеждать, у него не осталось на это сил.

— Я поеду с ней, — сказал Джероэн ван Эвик. — Наших коллег все равно необходимо проинструктировать, к тому же я хочу объяснить ученым, что от них требуется.

— А что от них требуется? — вдруг заговорила Жаклин Котье.

Родри Пейтон повернулся и остолбенел. Вместо грузной женщины средних лет перед ним стояла высокая двадцатилетняя красавица в белом платье для коктейлей. Ее умоляющий глаз наводил на мысли о похищенной драконом девственнице. «Помоги мне. Пожалуйста. Ты не такой, как они. Ты же не бесчувственная машина. Они будут мучить меня в лабораториях. Не позволяй им».

Гарретт Туччи ткнул дулом винтовки ей в затылок.

— Прекрати это, сука, — грубо крикнул он.

Она задрожала, словно проекция неисправного АВ-проигрывателя, и снова превратилась в Жаклин Котье с издевательской усмешкой на губах. Ее джинсы и рубашка стали чистыми и аккуратно отглаженными.

— О господи, — выдохнул Родри Пейтон.

— Ну, теперь понял? — спросил его Кельвин Соланки.

Заметно напрягшиеся десантники повели пленницу по соединительной трубе в автобус. Жаклин Котье села у окна. Автобус пересек кратер и въехал в наклонный тоннель, уводящий вниз, к полостям внутри астероида; не обращая внимания на пять наставленных на нее винтовок, Жаклин бесстрастно смотрела на голые каменные стены.

За последние пятьдесят три года из семидесяти трех лет своей жизни первый адмирал Самуэль Александрович ни разу не был на своей родной планете Коломне, заселенной этническими русскими; он не ездил туда в отпуск, не прилетел даже на похороны родителей. Кадровые офицеры флота Конфедерации, выходя из академии, должны были забыть о своей национальной принадлежности, и регулярные визиты на родину оказались бы крайне нежелательными с точки зрения дипломатического этикета. Хотя присутствие на похоронах люди извинили бы легко. В итоге все сочли, что железная дисциплина была присуща адмиралу не только в профессиональной деятельности, но и в личной жизни.