Питер Гамильтон - Дисфункция реальности

Брат Божий, да это ведь эденистские штучки. Что же это за место?

Камилла провела его по коридору, не отличающемуся от всех остальных. Перед ними беззвучно открылась дверь, толстая деревянная пластина, поворачиваемая какими-то синтетическими мускулами.

— А вот и логово льва, Декстер. Входи.

Дверь закрылась так же беззвучно, как и отворилась. За ней открылось просторное круглое помещение с куполообразным потолком. Обстановка была выдержана в жестком минималистском стиле: стеклянный стол на металлических ножках, обеденный стол, тоже покрытый стеклом, и два небольших диванчика, поставленные друг против друга. Каждый предмет расположен таким образом, чтобы находиться на максимальном удалении от других. Одну секцию стены занимал голографический экран с видом на простирающиеся снаружи джунгли. Камера висела довольно высоко, так что можно было рассмотреть только бескрайнее море зелени и плывущие над ним обрывки облаков. В центре комнаты из пола поднимался трехметровый металлический шест. На нем сидела пустельга и внимательно смотрела на Квинна. В комнате было еще два человека — мужчина за столом и девочка, стоявшая рядом с диваном.

Латон встал из-за стола. Такие высокие люди встречались Квинну нечасто; под коричневой кожей — оттенок скорее указывал на загар, а не на естественную пигментацию — угадывалась прекрасно развитая мускулатура, на лице со слабо выраженными азиатскими чертами блестели глубоко посаженные зеленовато-серые глаза, бородка была аккуратно подстрижена, а черные волосы убраны в короткий хвост на затылке. Носил мужчина простой зеленый шелковый халат, подвязанный поясом. Возраст определялся с трудом, больше тридцати, но меньше ста. То, что его организм — результат работы специалистов-генетиков, не вызывало ни малейших сомнений.

Выражение его лица было как раз таким, какого Квинн и ждал, когда Клайв Дженсон снимал капюшон своего маскировочного костюма. Непоколебимая уверенность и целеустремленность сильной личности.

— Квинн Декстер, ты вызвал небольшой переполох у моих коллег. Как ты понимаешь, у нас бывает не так уж много посетителей. Присаживайся, пожалуйста. — Латон жестом пригласил его к дивану насыщенного пурпурного цвета, у которого стояла девочка. — Могу я тебе что-нибудь предложить, раз уж ты здесь? Приличную выпивку? Достойную еду? Насколько я понимаю, добрые жители Абердейла еще не утопают в потоках молока и меда.

Инстинкт подсказывал Квинну отказаться, но предложение оказалось слишком заманчивым. И наплевать, если его сочтут жадным и слабым.

— Среднепрожаренный бифштекс с жареным картофелем и немного салата, без горчицы. И стакан молока. Вот уж не думал, что когда-нибудь буду скучать по молоку.

Высокий мужчина сел на диван напротив, и Квинн постарался улыбнуться с самым равнодушным видом. Но переиграть этого человека будет непросто.

— Конечно, я думаю, мы сможем удовлетворить твой запрос. Мы пользуемся железами космоскреба, модифицированными для работы на соке гигантеи. Вкус вполне удовлетворительный. — Латон немного повысил голос. — Аннами, проследи за этим, пожалуйста.

Девочка неуверенно поклонилась. На вид ей было лет двенадцать или тринадцать; ее густые светлые волосы спускались ниже плеч, бледная кожа говорила о принадлежности к нордической группе, ресницы оставались почти не заметными. Светло-голубые глаза вызвали в памяти Квинна глаза Гвина Лоуса за мгновение до смерти. Аннами была просто сильно напуганной маленькой девочкой.

— Еще одна обитательница опустевших ферм? — предположил Квинн.

— Верно.

— И ты не присоединил ее к себе?

— У меня нет для этого причин. Взрослые мужчины полезны на тяжелой физической работе, поэтому я их и держу, в мальчишках у меня нет необходимости, поэтому они хранятся как материал для трансплантации.

— А в чем именно ты нуждаешься?

— В основном в яичниках. Именно их мне не хватает для следующей стадии проекта. К счастью, женщины с ферм могут мне помочь. У нас достаточно консервирующих резервуаров, чтобы поддерживать их фаллопиевы трубы в активном состоянии, а это значит, что каждый месяц они будут передавать нам свои драгоценные дары прямо в руки. Аннами для этого еще недостаточно созрела. А поскольку отдельные органы в резервуарах никогда не функционируют настолько же хорошо, как в настоящем теле, мы оставили ее пожить здесь до тех пор, пока она не будет готова. Некоторым из моих компаньонов она очень нравится. Я и сам признаю, что она вполне сносна.

Аннами, уже выходя из комнаты, бросила на него исполненный ужаса взгляд.

— У вас здесь полно всяких биотехнических штучек, — заметил Квинн. — Если не знать заранее, можно подумать, что ты эденист.

Латон нахмурился.

— Эх, парень. Значит, мое имя тебе ни о чем не говорит?

— Нет. А должно?

— Увы, слава так переменчива. В лучшем случае быстротечна. Конечно, я получил известность задолго до твоего рождения, так что это вполне закономерно.

— А что ты натворил?

— Произошла ошибка в дозировании антиматерии, а потом появился протеический вирус, сильно повредивший сущность моего биотопа. Боюсь, я запустил его раньше, чем завершилась передача кода тиражирования РНК.

— Твой биотоп? Значит, ты все-таки эденист?

— Ты использовал неправильное время. Я был эденистом, так будет вернее.

— Но вы все объединены сродственной связью. Ни один из вас не может нарушить закон. Это исключено.

— А, ты об этом. Боюсь, мой юный друг, ты стал жертвой распространенных предрассудков, не говоря уж об отвратительной пропаганде правящих кругов. Нас не так уж много, но можешь мне поверить, не каждый, родившись эденистом, остается им до конца жизни. Кое-кто из нас восстает и отвергает какофонию нравоучений о величии и единстве, отравляющую наш мозг каждую секунду. Мы возвращаем себе индивидуальность и свободу мышления. И почти всегда в таких случаях выбор делается в пользу независимого жизненного пути. Наши бывшие сородичи называют нас Змеями. — Он иронично улыбнулся. — Естественно, они предпочитают вообще не признавать наше существование. А на самом деле прибегают к различным уловкам, чтобы нас выследить. Этим и объясняется мое нынешнее положение.

— Змеи, — прошептал Квинн. — Это и есть сущность каждого человека. Этому учит нас Брат Божий. Все мы звери в сердце своем, зверь — самая сильная наша часть, потому мы и боимся его больше всего. Но если ты нашел мужество признать власть зверя, ты непобедим. Я и не думал, что эденист способен выпустить своего зверя на волю.

— Интересное лингвистическое совпадение, — пробормотал Латон.

Квинн подался вперед.

— Разве ты не видишь, что мы с тобой одинаковы, ты и я? Мы оба идем одной дорогой. Мы братья.