Питер Гамильтон - Дисфункция реальности

— Квинн Декстер, наши убеждения в чем-то сходятся, но пойми вот что: ты стал шпаной, а потом и примкнул к секте Братьев Света вследствие социальных условий. Эта секта была для тебя единственным путем вырваться из серой посредственности. Я выбрал свой путь после тщательного анализа альтернативных возможностей. И единственное, что я сохранил из своего эденистского прошлого, это абсолютный атеизм.

— Вот оно! Ты сам об этом сказал. Мы оба послали ко всем чертям обычную жизнь. Каждый по-своему, но мы оба следуем за Братом Божиим.

Латон в знак своего недовольства приподнял бровь.

— Как я вижу, продолжать этот спор бесполезно. Так о чем ты хотел со мной поговорить?

— Я хочу, чтобы ты помог мне овладеть Абердейлом.

— А мне-то это зачем?

— А я потом передам его тебе.

Латон на мгновение задумался, затем кивнул в знак понимания.

— Ну, конечно, деньги. Я удивлялся, зачем тебе деньги. А ты вовсе не хочешь оставаться верховным правителем Абердейла, ты собираешься удрать с Лалонда.

— Да, на первом же корабле, на который смогу купить билет. Если я доберусь до Даррингхэма до того, как поднимется тревога, я без опаски воспользуюсь кредитным диском Юпитерианского банка одного из поселенцев. А как только ты возьмешь деревню в свои руки, тревоги можно не опасаться.

— А как же твои друзья-привы, с которыми ты проводишь кровавые обряды?

— Пропади они пропадом. Я хочу вырваться отсюда. На Земле у меня есть дело, серьезное дело.

— Я в этом не сомневаюсь.

— Ну так как? Мы могли бы действовать заодно. Я со своими привами могу в течение дня, пока мужчины охотятся или пашут, согнать всех женщин и детей и использовать их в качестве заложников. А потом заставим мужчин сдать ружья. Как только они лишатся оружия, тебе не составит труда их присоединить. А потом оставишь их жить так, как они живут сейчас. Для каждого, кто сюда заглянет, Абердейл так и будет одной из многих захолустных деревенек с грязными крестьянами. Я получу то, что мне надо, то есть удеру отсюда, а тебе достанется целое стадо тепленьких тел; кроме того, исчезнет опасность, что кто-то набредет на твой деревянный дворец и станет кричать о нем на каждом углу, пока слух не дойдет до Даррингхэма.

— Мне кажется, ты преувеличиваешь мои возможности.

— Ничуть. Я же вижу, чего ты достиг. Этот трюк с присоединением — что-то вроде лишения человека личности. С такой технологией ты при желании можешь править целой аркологией.

— Да, но сначала должны вырасти биотехрегуляторы, которые мы имплантируем. Я не держу большого запаса, и уж конечно не пять с половиной сотен. Это займет немало времени.

— Ну и что? Я никуда не денусь.

— И то правда. Еще одно условие. Если я соглашусь, не станешь ли ты трепаться обо мне, оказавшись на Земле?

— Я не доносчик. И это одна из причин моей ссылки.

Латон откинулся на спинку дивана и бросил на Квинна задумчивый взгляд.

— Ну, хорошо. А теперь выслушай мое предложение. Бросай Абердейл и оставайся со мной. Мне всегда пригодится человек с твоим характером.

Взгляд Квинна прошелся по большой и пустоватой комнате.

— Как долго ты здесь прожил?

— Что-то около тридцати пяти лет.

— Примерно так я и думал, ты ведь не мог приземлиться после появления здесь колонистов, если, как ты говоришь, ты был хорошо известен. Тридцать пять лет внутри дерева без единого окна, нет, это не по мне. В любом случае я не эденист, у меня нет генов сродственной связи, чтобы контролировать биотехов.

— Это можно уладить при помощи нейронных симбионтов вроде тех, которыми пользуется твой дружок Пауэл Манани. Среди моих коллег процентов тридцать — адамисты, остальные мои дети. Ты нам подойдешь. Знаешь, я могу дать тебе то, чего ты хочешь больше всего.

— Я хочу Баннет, а она находится за триста световых лет отсюда. Ее ты мне не сможешь доставить.

— Квинн Декстер, я имел в виду твое настоящее желание. Желание каждого из нас.

— Вот как? И что же это?

— Своего рода бессмертие.

— Чепуха. Даже мне известно, что это невозможно. Самое большее, чего достигли Салдана, — пара столетий, и это при их деньгах и ученых-генетиках.

— Они выбрали неверный путь. Путь адамистов.

Квинн совершенно не желал ввязываться в подобный разговор. Он хотел вовсе не этого, он собирался просто подать идею о порабощении Абердейла и рассчитывал, что здешний босс ее поддержит. А теперь ему придется размышлять о сумасбродных идеях вечной жизни и пытаться делать вид, что его это не интересует. А это глупо, потому что неправда. Хотя Латон вряд ли может предложить что-то стоящее, если только не имеет в виду какую-нибудь высокотехнологичную операцию, а девчонок использует для биологических экспериментов. Брат Божий, этот Латон — ловкий тип.

— И каков же твой путь? — неохотно поинтересовался Квинн.

— Комбинация сродственности и параллельного мыслительного процесса. Тебе известно, что после смерти эденисты перекачивают свои воспоминания в нейронные клетки биотопа?

— Да, я что-то слышал об этом.

— Это тоже одна из форм бессмертия, хотя я считаю ее неудовлетворительной. Проходит несколько столетий, и личность растворяется. Она утрачивает, если тебе угодно, волю к жизни. И ведь это вполне понятно, в таком состоянии нет возможности проявлять человеческую активность, чтобы поддерживать искру жизни, ведущую нас вперед. Остается только наблюдение за жизнью потомков. Не слишком заманчиво. И я начал исследовать возможность перемещения своих воспоминаний в свежее тело. Но прямой перекачке мешают несколько факторов. Во-первых, требуется пустой мозг, способный вместить память человека, прожившего долгую жизнь. Мозг ребенка пуст, но в нем нет места для взрослой личности, для полутора сотни лет воспоминаний, которые делают нас тем, кто мы есть. Вот я и изучал структуру нервной системы, чтобы преодолеть это препятствие. Увеличением емкости мозга мало кто занимался. Размер мозга был увеличен, чтобы вместить воспоминания полутора веков, коэффициент интеллекта подскочил на несколько пунктов, но структуры мозга генетики не касались. Я начал изучать идею параллельного мышления, какое существует у эденистских биотопов. Они способны одновременно поддерживать миллион разговоров, да еще регулировать внутреннюю среду, исполнять обязанности администрации и осуществлять тысячи других функций, и все это одна сущность. А мы, несчастные смертные, можем обдумывать лишь одну мысль за раз. Я искал способ перепрофилировать структуру нервной системы, чтобы она могла осуществлять сразу несколько операций. В этом заключается решение проблемы. Я понял, что при отсутствии ограничений по числу одновременно проводимых операций можно задействовать множество независимых единиц, объединенных сродственной связью и образующих единую личность. Таким образом, если один сегмент отмирает, сущность не теряется, сознание остается невредимым, и на замену выращивается новая единица.