Филип Фармер - Ночные кошмары

Я бросился к Холмсу с криком:

— Как вы это сделали?

— Помните свой скептицизм, когда я сказал вам, что сделал поразительное открытие? То, которое увековечит мое имя среди великих в зале науки.

— Вы же не хотите сказать…

Он снова кивнул.

— Да, у пчел есть свой язык, даже у африканских пчел. Это на самом деле система сигналов, а не истинный язык. Пчелы, обнаружившие новый источник меда, возвращаются в улей и там исполняют танец, который ясно указывает направление и расстояние, на котором лежит мед. Я также обнаружил, что пчела сообщает рою о появлении врага. Именно этот танец я исполнил, и рой атаковал указанного мною врага — туземцев зу-венди. Танцевальные движения сложны, и определенные поляризации света играют необходимую роль в сообщении. Их я смоделировал с помощью увеличительного стекла. Но давайте, Ватсон, оденемся и уйдем, пока рой не вернулся! Я не думаю, что смогу повторить этот трюк снова. Мы не хотим, чтобы игра продолжалась.

Мы подняли герцога на ноги и наполовину понесли, наполовину поволокли его к перевалу. Хотя он пришел в себя, казалось, что он вернулся в совершенно дикое состояние. Он не нападал на нас, но смотрел подозрительно и угрожающе рычал. Мы никак не могли объяснить эту пугающую перемену в нем. Самое страшное заключалось не столько в опасности, которую он представлял, сколько в опасностях, от которых он должен был нас спасти. Мы полагались на то, что он поведет нас, накормит и защитит на обратном пути. Без него в джунглях пропал бы даже наш несравненный Холмс.

К счастью, герцог пришел в себя на следующий день и сам все объяснил.

— Мне почему-то кажется, что моя участь — получать удары по голове, — пояснил он. — У меня толстый череп, но время от времени я получаю такой удар, что даже его стенки не выдерживают. Иногда, скажем, в одном случае из трех, наступает полная амнезия. Затем я возвращаюсь в то состояние, в котором я находился до встречи с белыми людьми. Я снова становлюсь нецивилизованным человеком-обезьяной — не помню ничего из того, что происходило до того, как мне исполнилось двадцать лет. Это состояние может длиться один день, как вы уже видели, или длиться месяцами.

— Осмелюсь заметить, что эта готовность забыть о ваших контактах с цивилизованными народами свидетельствует о бессознательном желании избегать их, — пояснил Холмс. — Вы счастливы, когда находитесь в джунглях и без каких-либо обязательств. Поэтому ваше бессознательное хватается за любую возможность, например, за удар по голове, чтобы вернуться в счастливое первобытное состояние.

— Возможно, вы и правы, — согласился герцог. — Теперь, когда моя жена умерла, я хотел бы забыть о существовании цивилизации. Но сначала я должен дождаться окончания войны, нанеся максимальный урон нашему противнику…

НАМ ПОНАДОБИЛОСЬ ЧУТЬ меньше месяца, чтобы добраться до Найроби. Грейсток прекрасно позаботился о нас, хотя ему не терпелось снова вступить в бой с немцами. Во время путешествия у меня было достаточно времени, чтобы обучить Найлепту английскому языку и познакомиться с ней поближе. Еще до того, как мы добрались до железнодорожной станции Лейк-Виктория, я сделал ей предложение, и оно было принято. Я никогда не забуду ту ночь. Ярко светила луна, а неподалеку в зарослях «смеялась» гиена.

За день до того, как мы добрались до железной дороги, Грейсток взобрался на дерево, чтобы осмотреть окрестности. Под ногами у него сломалась ветка, и он приземлился на голову. Когда он пришел в себя, то снова стал человеком-обезьяной. Мы не могли приблизиться к нему без того, чтобы он не оскалил бы зубы и не зарычал угрожающе. И в ту же ночь он исчез.

Холмс был очень удручен этим.

— А что, если он так и не оправится от своей амнезии, Ватсон? Тогда мы не получим наши гонорары.

— Мой дорогой Холмс, — сказал я несколько холодно, — мы никогда не заработали нашего гонорара. На самом деле мы позволили герцогу подкупить нас, чтобы мы молчали.

— Вы никогда не понимали тонкого взаимодействия экономики и этики, — ответил Холмс.

— Вон идет фон Борк, — сказал я, радуясь смене темы. Я указал на парня, который бежал через вельд, как будто за ним гнался лев-людоед.

— Он сумасшедший, если думает, что сможет в одиночку добраться до Германской Восточной Африки, — сказал Холмс. — Но мы должны пойти за ним! У него с собой формула.

— И где она? — спросил я в сотый раз.

— Мы раздевали его дюжину раз и осмотрели каждый дюйм его одежды и кожи. Мы заглянули ему в рот и в…

В этот момент я заметил, что фон Борк повернул голову вправо, чтобы посмотреть на носорога, который выскочил из-за высокого термитного холма. В следующее мгновение он врезался левой стороной головы и туловищем в акацию с такой силой, что отскочил на несколько футов. Он не встал, и это было к лучшему. Носорог искал его и заметил бы любое движение фон Борка. Он пронесся мимо, нюхая воздух… В итоге подслеповатый зверь потрусил прочь. Мы с Холмсом поспешили к фон Борку, пока он не пришел в себя и снова не убежал.

— Кажется, теперь я знаю, где находится формула, — объявил Холмс.

— И откуда ты это знаешь? — спросил я в тысячный раз с тех пор, как впервые встретил его.

— Я ставлю свой гонорар против вашего, что смогу показать вам формулу в течение следующих двух минут, — сказал он, но я не ответил.

Он опустился на колени рядом с немцем, который лежал на спине с открытым ртом и выпученным глазом. Однако пульс его бился.

Холмс приложил кончики больших пальцев к левому глазу фон Барка. Я в ужасе следил за происходящим.

— Это стекло, Ватсон, — пояснил Холмс. — Я уже давно подозревал это, но не видел причин проверять мои подозрения, пока он не оказался бы в британской тюрьме. Я был уверен, что его зрение было ограничено правым боком, когда я увидел, как он врезался в то дерево. Даже отвернув голову, он увидел бы дерево, если бы его левый глаз действовал эффективно.

Он повертел стеклянный глаз между большим и указательным пальцами, рассматривая его через увеличительное стекло.

— Ага! — воскликнул он и, протянув мне глаз, предложил: — Посмотрите сами, Ватсон.

— Ну, — вздохнул я, — то, что я принял за массивные кровоизлияния из-за травмы глаза, — это крошечные красные линии химических формул нанесенные на поверхности стекла. А может это не стекло, а какой-то специальный материал, приготовленный для переноса надписей.

— Очень хорошо, Ватсон, — сказал Холмс. — Несомненно, фон Борк не просто получил травму глаза в той автомобильной катастрофе, о которой я слышал. Он потерял его, но хитрый парень заменил его искусственным глазом, который приносил больше пользы, чем… гм-м-м-м-м…

— Похитив формулу, он начертал символы на поверхности этого фальшивого глаза. Они выглядят как результат несчастного случая. Должно быть, негодяй смеялся над нами, когда мы так тщательно его осматривали, но больше он смеяться не будет.