Владимир Грузда - Время Змея

— А потом эти, пингвины, появились, — добавила Светлана Григорьевна, которой разговоры о цивильно одетых людях на дорогом авто приходились особенно по душе.

— Обратили внимание, как выглядел хулиган?

— Неприятный такой. Тощий и серый, как смерть.

— Кофточка спортивная на ем. Грязная. И шапка… эта… бесбойка.

— Точно!

Дознаватель непроизвольно оглянулся в сторону тополя, который несколькими минутами ранее подпирал худой бледнолицый парень. Там его уже не наблюдалось. Очевидно, на сегодня он свою миссию выполнил. В чем та заключалась и какова вообще его роль во всей этой истории, теперь точно предстояло выяснить.

— Вы сказали, что «пингвины» появлялись еще раз? Когда это было?

— С неделю назад, — предсказуемо ответила кадровичка.

— Пять, — ответила оппонентка. — У Лариски день рождения был.

— Точно!

— Но Ларисы уже не было, — обращаясь к Светлане Григорьевне, заявила кадровичка.

— Поэтому Степан и расстроился! А потом пингвины приехали и его увезли!

— Эт точно!

Рассказов встрепенулся:

— Как Степан Кириллович себя вел? Что он делал?

— Да как вел… Ругался. Обещал всех на чистую воду вывести. Наказать хотел! Говорю же, если что себе втемяшил, не переубедишь.

— Он упоминал кого-то конкретно? — Сергей продолжал задавать вопросы, надеясь на удачу.

— Нет.

— Он был пьян?

— Кажется, да, — ответила за всех кадровичка, остальные закивали. — Но вообще он не пил. Это он так, с нервов.

Рассказов подметил, что гражданин Иванов располагал к себе обычно весьма придирчивых и принципиальных соседок. Располагал настолько, что его поступки пытались объяснять, выставляя в более приглядном свете. Вслух спросил:

— Что было потом?

— Пингвины приехали и забрали его.

— Степан ехать не хотел. Брыкался! — добавила Светлана Григорьевна. — Они заломали его, сердешного. И в машину. Мы даже полицию вызвать хотели.

— Точно!

— И что было дальше?

— Ничего, увезли. А позавчера Степан опять приехал, и вот…

— Точно, — с глубоким вздохом заключила третья бабушка.

История не прояснила психическое состояние потерпевшего. Когда Иванов предположил, что Юдолева пропала, он повел себя объяснимо. Но звучавшие из его уст угрозы могли являться как реакцией нормального человека на произошедшее преступление, так и плодом больного воображения.

Ситуация с «пингвинами» история другого порядка. Такие люди никак не могут принадлежать к Службе Соцзащиты, которые приезжают к потерявшим работу гражданам, чтобы утешать. И не занимаются доставкой людей в Поселение Гражданской Помощи, откуда те уехали по семейным делам. Они больше похожи на тех, кто способен проникнуть на сервер «Городской звезды» и в Систему Контроля доступа в Управлении Полиции.

Троекратное появление таких людей в особые, судьбоносные моменты жизни Юдолевой и Иванова говорило об их пристальном внимании к этим гражданам. И если смысл их появления после потери работы гражданкой Юдолевой не вполне ясен, то их прибытие к гражданину Иванову имело четко обозначенный мотив — убрать его с дороги. Но какую помеху мог он из себя представлять для таких, казалось бы, могучих и влиятельных людей? И кто вообще эти люди?

Сомнительно, что соседки Иванова помогут найти ответ на эти вопросы. А вот пролить свет на общее душевное состояние Степана Кирилловича они определенно могли.

— Скажите, вы в последнее время замечали за ним какие-нибудь изменения в поведении и привычках?

Глядя на Рассказова кристально честными глазами, лавочный бомонд лишь пожимал плечами.

— Может быть он кого-то боялся или стал чрезмерно подозрительный? — настаивал Рассказов.

— Сериал начался! — взбудоражено воскликнула «точная» бабушка и, включив экран МУНа, развернула его на весь допустимый размер. Ее голову словно окутало электрическое сияние, рассеивающееся к затылку. Лицо все же оставалось видно, и по его выражению стало понятно, что бабушка находилась уже не здесь, на деревянной лавочке возле подъезда российской девятиэтажки, а где-то в других пространствах и мирах Нейросети.

— Дык понятно, кого! — быстро ответила Светлана Григорьевна. — Пингвинов!

— Он об этом говорил?

— Ничего он не говорил, — сухо сказала Мария Федоровна. — Очень он расстроился, что Лариса пропала. Хмурый был, недовольный. Ведь он ее очень сильно любил. Голубкой называл.

Рассказов ухватился за последнюю фразу. Опять все смешалось. Возможно Иванов сделал бумажного голубя по привычке и вспомнил о своей пропавшей возлюбленной. Это сподвигло его к желанию добровольно покинуть этот мир. Такое предположение подтверждало версию о самоубийстве.

Но как в таком случае относиться к предсмертной записи: «Голубь принесет ответ»? Снова воспоминания о возлюбленной? Или же это нелепая фраза, подтверждающая шизофрению?

— Мария Федоровна, вам не показалось, что Степан Иванов в последнее время стал каким-то замкнутым?

— Нет. — кадровичка смотрела жестко, словно перед ней не представитель полиции, а кандидат на увольнение. Казалось, она поняла, чего добивается дознаватель, и собиралась отстаивать доброе имя Степана Иванова до конца.

— Да. — сразу же отреагировала Светлана Григорьевна. — Третьего дня прошел мимо, поздоровкался рассеянно!

Светлана Григорьевна удостоилась быстрого предупреждающего взгляда кадровички. Этот знак не ускользнул от Рассказова, и он понял, что пришло время менять темп и направление неофициального допроса.

— Светлана Григорьевна, а вы когда Иванова в последний раз видели?

— Третьего дня вечером.

— Где?

— На лавочке сидели, он мимо нас быстро прошел.

— Как он выглядел?

— Как всегда, — быстро ответила Мария Федоровна, но Светлана Григорьевна по всей видимости не поняла или не заметила ее взгляда и также быстро добавила:

— Хмурый он был.

— Просто был расстроен, — отреагировала кадровичка.

— Светлана Григорьевна, а как вы считаете?

Сухощавая бабулька вскинула на полицейского подслеповатый взгляд. Линзы очков вызывающе блеснули. Ответила за нее Мария Федоровна. И голос ее звучал холодно и твердо:

— Не сомневайтесь, гражданин полицейский, Степан был очень хорошим человеком. Да, он делал ошибки, но и сделал много добра. Он даже у нас во дворе голубятню своими руками поставил!

Словно подтверждение слов бывшей кадровички среди деревьев и зарослей кустов тревожно заворковали голуби, предчувствующие надвигающуюся грозу. Только теперь Рассказов разглядел высовывающийся из-за разросшихся на площадке кустов бок небольшой голубятни, исписанной немногочисленными граффити.

Какая-то смутная, несформировавшаяся мысль вспорхнула, как неугомонная птаха, и понеслась ввысь. Рассказов попытался ее ухватить, но лишь осознал тщетность попытки. Кроме этого создалось устойчивое ощущение, что большего из этого разговора извлечь невозможно.