Джордж Энгланд - Эликсир ненависти

— Я… Я… — и запнулся.

— Каково ваше желание? Полечиться у меня? Удалиться на какое-то время от мира? Говорите, не стесняйтесь. Все, что у меня есть, ваше.

С мгновение американец, которого переполняли чувства, не находил слов. Затем подался вперед в качалке. И воззрился в упор на Иль Веккьо заполыхавшими свежим огнем глазами.

— Это… это правда? — начал он едва слышно. — В самом деле правда то, что я узнал из письма Уитэма, что вы… что ваш опыт наконец удался?

— Мой опыт? Какой опыт? У меня в лаборатории постоянно проходит десяток-другой. — Взмахом руки он указал на дверь в глубине кабинета. — Какой именно интересует вас?

— Тот, который… он касается жизни и ее сущности. Бессмертие тела. Возврат юности. Вы нашли… Вы разгадали тайну?

Иль Веккьо нахмурился. Две глубоких складки пролегли меж бровей. С мгновение он разглядывал Деннисона, а тот в крайнем возбуждении вцепился в подлокотники качалки и едва дышал.

— А если и так? — внезапно спросил патриарх. — Что дальше?

— Так вы разгадали тайну? Скажите мне.

— Сказать вам? О чем вы спрашиваете. Допустим, я открыл жизненный принцип…

— Вы признаете это?

— О, да, да, да! — вскричал старик, впервые доведенный до заметного раздражения. — И что?

— То есть как — что? — поразился американец, чувствуя, как утрачивает самоконтроль. Он вскочил. — Вы постигли тайну, и еще спрашиваете меня, зачем она мне? Смотрите! — Он выбросил вперед свои дрожащие руки. — Я умираю! Верните меня к жизни!

В глубоко посаженных глазах Иль Веккьо затлел огонек, но он без движения сидел в кресле у стола.

— Я хочу жить! — сдавленно простонал американец. Хозяин предостерегающе поднял руку.

— Не так громко, — велел он. — Вы забываетесь, мой добрый друг. Кто-нибудь может вас услышать. Храните спокойствие.

— Но…

— Нет, нет, вы ничего не добьетесь неподобающей спешкой и нелепыми требованиями. — И старик опять улыбнулся своей мудрой, проницательной, полной терпимости улыбкой. — Ну-ка, — добавил он, поднимаясь, — позвольте налить вам кое-чего успокаивающего. — Он достал из погребка фляжку алой жидкости. Наполнил стакан, протянул. Но Деннисон отказался.

— Нет, нет! — вскричал он. — Мне это совсем не нужно! Это…

— Что же, очень хорошо, — сурово прервал его ученый. — Прекратим разговор. Вы изнурены. Не прогуляться ли нам немного по саду? Мои розы и…

— Умоляю вас, доктор, выслушайте меня! У меня очень мало времени. Возможно, гораздо меньше, чем вы подозреваете. Я тоже врач, и я понимаю. Зачем утомлять вас, перечисляя симптомы? Взгляните, каков я, и судите сами. Лишь собрав самые последние свои силы, я вообще оказался способен до вас добраться. И мне дорог каждый час. Каждая минута. Давайте поговорим.

Иль Веккьо резко воззрился на него из-под нависших бровей. И поставил стакан.

— Очень хорошо, — уступил он, и взгляд его сделался загадочным. — Продолжайте.

На миг американец наклонил голову, словно стыдясь своей вспышки. Затем поднял глаза.

— На каких условиях, — спросил он безо всякого выражения, — вы позволите мне стать объектом ваших опытов в этом направлении? Весь риск я беру на себя. И с радостью приму его. Вы примете меня на таком условии?

— На таком условии? — в изумлении переспросил Иль Веккьо.

— Да, это самый простой и честный способ договориться. Все, чем я обладаю…

— Стоп! Ни слова о деньгах! — с осуждением прервал его старик.

— Но я…

— Нет, нет! К чему мне богатство? У меня есть все, что нужно. Деньги были бы только обузой. Вы видите? Я удовлетворен жизнью. Наука не допускает мыслей о наживе. Не говорите о деньгах!

Деннисон на миг призадумался. Затем сказал:

— Тогда я молю вас во имя человечности. И во имя любви, которую вы питаете к моему другу, и равно вашему.

— Теперь вы лучше заговорили, — признал философ. — Учитывая это, вопрос не так отвратителен. Но он ужасен. Вы просите меня открыть вам в один миг главную тайну всех трудов моей жизни. Нет, более того: вершину непрерывных поисков и усилий трех тысячелетий. Вы просите, чтобы я все это отдал вам. Почему? По какому праву?

— Три тысячи лет, — повторил он, словно, погрузившись в глубокие воспоминания о стародавнем. — Подумайте, чего вы просите. Одним махом вы хотите прорваться через все переплетения, которые начались с черных искусств Кхми в Египте и только сейчас завершаются, похоже, на гребне горы у моря. В один миг вы готовы проглотить итоги многих веков труда. Труда, к которому люди приступили некогда на заре цивилизации, которому отдали дань Аристотель и другие греки, в который внесли вклад Альберт Великий, Бэкон и Аквинат. К которому присоединились Парацельс и Василий Валентин, Луллий и Спиноза, Ньютон и бессчетные сонмы других. Ну, ну, мой безрассудный друг, во имя тени Гермеса Трисмегиста, вы не знаете, чего просите!

— Я знаю только, что умираю. Умираю прежде срока. Спасите меня!

— Спасти вас? Вас, отдельного человека, пожертвовав тем, что должно, в конечном счете, стать достоянием всего человечества? Не такая это тайна, говорю вам, с ее нелегкой историей, ее перечнем людских страданий, отчаяния, безумия и смерти, чтобы выболтать ее за пять минут кому ни попадя или чтобы принять после еды одну столовую ложку, точно укрепляющее средство. Сперва спросите себя, есть ли у вас знания, вера и понимание, твердость и чистота сердца, чтобы отважиться…

— Но какое все это имеет отношение к тому, чтобы я просто принял ваше лекарство? — вскричал Деннисон, опять внезапно поддавшись гневу и забыв о благоразумии. — Если я устраиваю вас как пациент, согласитесь с моим диагнозом, и…

— Ах, мой друг, — прервал его патриарх, печально покачав головой. — Я вижу, вы очень мало смыслите в природе этих вещей. Да и откуда бы вам. Без долгого послушания…

— Как? Но ведь мне осталось жить, самое большее, месяц или два!

Иль Веккьо с мгновение задумчиво глядел на своего гостя. Затем сказал с внезапной уверенностью:

— Идемте. Я покажу вам, по крайней мере, то, о чем вы молите. А там посмотрим. — И он первым двинулся вглубь кабинета. Деннисон, слабый и дрожащий, поспешил за ним. «Наконец-то!» — едва слышно пролепетал он.

В СТЕНЕ ДЕННИСОН увидал основательную дверь, снабженную тем, что поразительно не соответствовало обстановке, а именно кодовым замком. Увидев, что гость прямо опешил, Иль Веккьо улыбнулся.

— Труд своей жизни следует скрывать даже от глаз племянницы с самыми благими намерениями и верного слуги, — объяснил он. — Кто-то где-то смахнет пыль, что-то почистит или поправит, и того гляди, пошли прахом годы тяжкого труда. Предосторожность не помешает. — С этими словами он склонился и стал возиться с диском. У Деннисона перехватило дыхание. Голова шла кругом. Пришлось для поддержки опереться рукой о стену. Казалось, время тянется бесконечно, но в действительности прошла минута, пока дверь не распахнулась. Старик щелкнул выключателем, и комнату за дверью залил мягкий пурпурный свет. Никогда Деннисон не видел света, столь ровного и спокойного. Он изумленно, хотя и сгорая от нетерпения, воззрился на потолок, тот светился весь целиком. Лампы отсутствовали, прекрасное дивное сияние лилось вниз со всей поверхности. Иль Векьо верно понял взгляд гостя.