Джордж Энгланд - Эликсир ненависти

© ООО «Издательство «Северо-Запад», 2019

Журнал «The Cavalier», № 8-11, 1911

ПИСЬМО БЫЛО КОРОТКИМ — отпечатанная на машинке страница, но когда доктор Гренвиль Деннисон его дочитал, в его лице совершилась необычайная перемена. Его постоянная бледность уступила место желтоватому оттенку, челюсть отвисла, и в тот миг, пока он сидел за своим столом, глядя на бумагу, заколебавшуюся в дрогнувшей руке, морщины сгустились на лбу и дряблых щеках.

— Что? — сдавленно проговорил он, перечитывая строки, которые вдруг словно заплясали перед глазами. — Неужели свершилось?

Он вскочил. Вращающееся кресло, со всего размаху отброшенное назад, врезалось в высокий шкаф с инструментами с такой силой, что большое переднее стекло осыпалось на пол ливнем осколков. Но Деннисон не обратил на это внимания. Даже не взглянув на разбитый шкаф и забыв о прочей почте, включая и два заказных письма, он принялся мерить шагами кабинет. Он дрожал, точно в лихорадке. Пот выступил у него на лбу. Он еще раз остановился, перечитал письмо, а затем с внезапной решимостью схватил телефонную книгу и стал неистово листать ее в поисках нужного номера.

— М — Мед — Медитерраниен… А, вот! — вскричал он, со стуком швыряя книгу на стол. Пока он в исступлении связывался с абонентом, раздался стук в дверь. Деннисон не обратил внимания. Стук стал громче и настойчивей.

— Да? — прокричал он.

— Пришел мистер Лемсон, — послышался голос его помощника Эдвардса.

— Я не могу его принять!

— Но ему хуже. Сердце. И…

— Не могу! Скажите ему, чтобы пришел завтра около… Нет! Меня не будет! Алло! Медитерраниен Транспорт Лайн?

— ххххх

— Скажите, когда следующий пароход в Марсель?

— ххххх

— Что? Нынче утром? «Ла Тулуз»? Зарезервируйте мне любое место немедленно. На имя…

— хххх

— Нет мест? Ни одного? Но я все-таки попробую сесть на корбаль. И…

— хххх

— Нет времени? Отплытие в одиннадцать? О, Небеса! Осталось всего пятнадцать минут!

Трубка полетела на аппарат. С мгновение доктор стоял, собирая силы для самого могучего рывка в своей жизни. Затем, не обращая ни малейшего внимания на продолжающийся стук в дверь и на увещевания помощника, он взялся за дело с немым и стремительным отчаянием. И выказал поразительное проворство для мужчины пятидесяти пяти лет.

Один за другим он резко и до отказа выдвинул ящики стола. Из первого достал пачку бумаг, целых и обрезков, перетянутую резинкой. Второй не дал ему ничего. В третьем он долго шарил и все-таки нашел металлическую, покрытую черным лаком копилку.

Круто развернувшись, он подхватил свой докторский чемоданчик и, не обращая внимания на разбитые склянки, очистил его от всего содержимого, великое множество бутылочек и пузырьков отправились на стол.

— Странная дорожная сумка, — воскликнул он, запихивая туда бумаги и копилку. — Но когда время поджимает…

Резко зазвонил телефон. Какой-нибудь пациент где-то в городе страдал, возможно, умирал, доктор был кому-то срочно нужен, не исключено, что речь шла о жизни и смерти, но Деннисон не обратил внимания на звонок. Он сунул руки в рукава пальто, нахлобучил шляпу и подхватил чемоданчик.

— Пора! — вскричал он. Его осенило. И он добавил. — Ах да, это письмо. Его непременно надо взять.

В лихорадочной спешке он отпихнул в сторону мусор, усеявший стол, нашел письмо и сунул в карман. Затем, не говоря больше ни слова, побежал к двери, отпер ее и припустил через приемную. Эдвардс пытался его задержать. Мистер Лемсон тоже. Пациент, бледный и осунувшийся, поднялся, порываясь заговорить. Но доктор Деннисон отмахнулся от обоих.

— Некогда! — вскричал он. — Срочное дело! Вы, Эдвардс, возьмете на себя всю практику, пока я не вернусь. Адреса не даю.

— Причал 57, Норт Ривер!.. — выпалил он шоферу такси. — Двадцать пять долларов, если домчите за десять минут. «Ла Тулуз»! Понятно?

И дальше сидел, как в тумане, меж тем как шофер, нарушая все правила и порядком рискуя, гнал такси, пока оно не въехало на причал.

Доктор Деннисон бросил шоферу несколько банкнот, которые успел подготовить во время отчаянной гонки. Шофер подхватил их. А доктор уже несся вперед. Впереди, к его невыразимой досаде, вырос непреодолимый деревянный барьер, подобие высокого забора на столбах, вдоль которого собралась толпа любопытных. Бросив беглый взгляд, он, несмотря на бурное возбуждение, понял, насколько тщетны попытки перелезть на ту сторону, и взобраться на сходни, которые уже поднялись над головой.

— О, Небеса! Что я могу сделать? — выдохнул он, торопливо озираясь, и при этом глаза его необычно сверкали за тяжелыми стеклами очков. Мольбы, как он понимал, окажутся совершенно бесполезными. — А!.. — И он немедля устремился к открытой дверце, которая вела с причала к подъездной дорожке. Через дверцу он увидел черную громаду лайнера, тот как раз плавно двигался мимо прохода. В поле зрения доктора вступил иллюминатор, круглый, в бронзовом кольце. Прежде чем тот исчез, доктор выбрался на узкую дорожку.

Никем не замеченный в шуме и суматохе, в полутьме огромного строения, он быстро проложил себе путь среди высоких штабелей чемоданов. Уверенный в себе и торжествующий, он стоял теперь менее чем в двух футах от гладкой железной шкуры неспешно скользящего левиафана. Высоко над головой вдоль перил белели, трепеща в воздухе, платки, и голосистый народ выкладывал на прощание банальности такому же пошлому народу на краю причала. Доктор проклял их от всей души. Где этим дурням на борту его понять. Вот он, почти старик, относительно слабый, вдобавок, утомленный волнениями последних трех четвертей часа, и перед ним задача попасть на лайнер, который уже отчалил, без билета и без всякой договоренности, вопреки всем правилам и предписаниям. Неудивительно, что с мгновение он стоял, заведенный и отчаивающийся, сжимая докторский чемоданчик. Но лишь с мгновение. Затем воля и неколебимая решимость вернулись к нему.

— А! — воскликнул вдруг он. И стал наблюдать, как к нему плавно приближается большое черное отверстие в борту судна, грузовой люк, еще не закрытый движущейся металлической пластиной. И с каждой его стороны свисает двойной отрезок цепи. Трезво оценив положение, доктор Деннисон решил, что, совершив прыжок, сможет ухватиться за одну из цепей. Черные и жирные, они болтались чуть выше бурлящей соленой воды, омывавшей сваи.