Филип Дик - Симулякры [litres]

Больше никто даже не шевельнулся.

Пэмброук повернулся к Николь:

– Поднимайтесь наверх, вы должны выступить по телевидению. Прямо сейчас. – Он красноречиво махнул в ее сторону дулом пистолета. – И поторопитесь! Телепередача начнется через десять минут. – Он вытащил из кармана сложенный лист бумаги. – Тут то, что вы должны сказать. – Лицо его исказилось, будто у него начался нервный тик. – Это заявление о вашем уходе в отставку. Вы также признаете, что обе обнародованные сегодня новости являются правдой. И та, что касается Дер Альте, и та, что касается вас самой.

– Кому я должна передать свои полномочия? – спросила Николь.

Голос ее прозвучал очень тихо даже в собственных ушах, однако по крайней мере она не скулила. И была очень этим довольна.

– Чрезвычайному полицейскому комитету, – сказал Пэмброук. – Он организует подготовку к предстоящим всеобщим выборам, после чего, разумеется, будет распущен.

Ошеломленные и остававшиеся совершенно неподвижными члены Совета последовали было за Николь.

– Нет, – остановил их Пэмброук. – Вы все остаетесь здесь. – Лицо его побелело. – С нарядом полиции.

– Вы знаете, что он собирается сделать? – спросил у Николь один из членов Совета. – Убить нас.

Слова мужчины были едва слышны.

– Она бессильна помешать этому, – заявил Пэмброук и вновь махнул пистолетом в сторону Николь.

– Мы изучали такой вариант с помощью аппарата фон Лессингера, – сказала, обращаясь к Николь, одна из женщин. – Но мы не могли поверить, что такое может случиться на самом деле. Бертольд даже не стал рассматривать такую возможность как слишком уж маловероятную. Мы думали, что подобные методы в реальной политике давно не применяются.

Пэмброук завел Николь в кабину лифта. Они стали подниматься на первый этаж Белого дома.

– Не убивайте их, – сказала Николь. – Пожалуйста.

Пэмброук глянул на часы:

– К настоящему времени они уже мертвы.

Кабина остановилась. Дверцы ее открылись.

– Проходите в свой кабинет, – сказал Пэмброук. – Будете выступать непосредственно оттуда. Совет не принял всерьез возможность того, что мне удастся опередить и уничтожить их. Интересно, не правда ли? Они были так убеждены в неограниченности своей власти, что решили, будто я, как овечка, пойду навстречу собственной гибели. Я вообще сомневаюсь в том, что они просмотрели предварительно эти последние несколько минут. Они, должно быть, понимали, что у меня есть шанс, но не изучили мои возможности и не выяснили, как я могу их реализовать.

– Я не верю, что они были такими дураками, – сказала Николь. – Несмотря на ваши слова и то, что они говорили сами. Имея в своем распоряжении аппарат фон Лессингера…

Ей казалось просто невероятным, что Бертольд Гольц и остальные члены Совета так легко позволили себя убить. Они должны были находиться вне пределов досягаемости Пэмброука.

– Они были очень напуганы, – сказал Пэмброук. – А напуганные люди теряют способность думать.

Они подошли к кабинету Николь. На полу перед дверью лежало неподвижное тело. Это была Джанет Раймер.

– Ситуация, в которой мы оказались, принудила нас сделать это, – сказал Пэмброук. – Впрочем, нет… мы хотели это сделать. Давайте, в конце концов, будем честными друг с другом. Позаботиться о мисс Раймер было для меня актом, совершенным по собственному желанию, а не в силу вынужденных обстоятельств.

Он переступил через тело Джанет и открыл дверь в кабинет Николь.

В кабинете одиноко стоял Ричард Конгросян.

– Со мной случилось нечто ужасное! – возопил Конгросян, увидев их. – Я больше не могу контролировать себя и окружающую меня среду. Вы понимаете, каково мне сейчас? Это жуткое состояние!

Он шагнул к ним, было заметно, что он дрожит всем телом. Глаза его были готовы выскочить из орбит от страха, а руки, шея и лоб покрылись обильным потом.

– Вы в состоянии это понять?

– Подождите, – явно нервничая, сказал Пэмброук.

Николь снова заметила тик, перекосивший его лицо.

– Прежде всего мне нужно, – сказал Пэмброук, повернувшись к ней, – чтобы вы ознакомились с текстом, что я вам дал. Начинайте прямо сейчас. – Он снова посмотрел на часы. – Телевизионщикам следовало бы уже быть здесь.

– Это я отослал их, – пояснил Конгросян. – От их присутствия мне стало совсем худо. Взгляните-ка! Видите вот этот стол? Я теперь – часть его, а он – часть меня! Смотрите внимательно, я докажу вам.

Конгросян вперился взглядом в стол, беззвучно зашевелил губами.

Ваза с белыми розами, стоявшая на столе, вдруг поднялась и двинулась по воздуху в его сторону. А потом, прямо у них на глазах, вошла в грудь Конгросяна и исчезла.

– Я впитал ее в себя. Она сейчас – я. А я – это он! – Он сделал жест в сторону стола.

На том месте, где раньше стояла ваза, появилась вроде бы из ниоткуда и начала формироваться какая-то густая масса неопределенного цвета, чрезвычайно сложное переплетение органических тканей, гладких тонких кроваво-красных трубок.

«Да ведь это же внутренности Конгросяна, – сообразила вдруг Николь. – По всей вероятности, селезенка с кровеносными сосудами и нервными волокнами».

Чем бы ни был этот орган, он пульсировал, он был живым и энергично работал.

«Как это все сложно!» – подумала Николь.

Она никак не могла отвести взгляд от стола, да и Уайлдер Пэмброук как завороженный глядел туда же.

– Меня всего вывернуло наизнанку! – вопил Конгросян. – Если так будет продолжаться, мне придется поглотить в себя всю Вселенную, а единственное, что останется вне меня, – это мои собственные внутренности. После чего мне, вероятнее всего, конец!

– Послушайте, Конгросян! – Пэмброук направил дуло своего пистолета на пианиста-психокинетика. – Какого черта вам понадобилось отсылать бригаду телевизионщиков? Она мне нужна в этом кабинете, Николь должна выступить перед страной. Ступайте и скажите им, чтобы они вернулись. – Он сделал пистолетом в сторону Конгросяна недвусмысленный жест. – Или разыщите служащего Белого дома, который… – Он осекся.

Пистолет выскользнул из его руки.

– Помогите мне! – взвыл Конгросян. – Он становится мною, а я стану им!

Пистолет исчез в теле Конгросяна.

В руке же Пэмброука оказалась розовая губчатая масса легочной ткани. Он тут же выронил ее на пол, а Конгросян завопил от боли.

Николь закрыла глаза.

– Ричард, – раздраженно простонала она, – прекратите! Возьмите себя в руки.

– Да, – сказал Конгросян и беспомощно хихикнул. – Я могу теперь взять себя в руки, могу разбросать по полу органы. А возможно, если повезет, сумею и назад их отправить.

Николь открыла глаза:

– А меня можете отправить? Избавить от всего этого прямо сейчас? Переместите меня куда-нибудь далеко отсюда, Ричард? Пожалуйста!