Марк Воронин - Форт Рэйвен

Затем пришел офицер – израильтянин, и мы сдали все, что было сказано, включая часы. Впрочем, мои почему-то не забрали: они хоть и были, строго говоря, электронными, но также имели и стрелки, а потому под конфискацию, очевидно, не подпадали. Затем, другой угрюмый офицер – израильтянин, который, судя по цвету кожи, был уроженцем Йемена, жестом приказал следовать за ним. Все поднялись, и пошли, по дороге сотрясая воздух все тем же незамысловатым набором матерных эпитетов. Он привел нас к стене, выкрашенной желтой масляной краской, где на высоте среднего человеческого роста висел допотопный эбонитовый телефон. Все выстроились в очередь, и мне пришлось выслушивать тираду за тирадой, как две капли похожую на последующую и предыдущие:

– Мирьям, я уезжаю прямо сейчас!.. Ага… Да, на два месяца!

В трубке жуткий крик, на какой только способна супруга-еврейка, ущемленная в неких правах…

– Откуда я знал? Они сказали приехать на инструктаж! Какие еще трусы? Они, сказали, что все дадут на базе! Все! Хватит! Считай, что я в милуиме 3 3 Милуим – военные сборы в Израиле, которые мужчины проходят каждый год вплоть до пятидесяти лет. Обычно они длятся порядка трех недель. !

Далее шел снова сплошной крик, типа: «Ты что сдурел? А кто ребенка из садика заберет?» Ну, или что-то в таком же роде. После короткой перепалки, раздосадованный рекрут бросал трубку, выдавая новую партию ругательств, и его место занимал следующий. Как ни странно, но Бэла меня предупредила, и я знал, что сегодня мы улетаем, и потому прихватил все необходимое. Например, среди прочего, я взял с собой несколько книжек и серьезный программируемый калькулятор, для того, чтобы длинными, скучными вечерами продолжать свои расчеты. Калькуляторы по таинственным причинам не были морским майором причислены к электронным приборам, подлежащим конфискации, а уточнять, надо ли их все-таки сдавать я, понятно, не стал.

Затем, чуть ли не с постанываниями, вся группа двинулась на взлетное поле. Там нас подвели к трапу транспортника C-17 и спустя минут сорок, экипаж получил разрешение, и мы взлетели. Полет был в высшей степени скучный и фантастически неудобный. Кроме нас внутрь самолета были загружены еще какие-то деревянные ящики, иллюминаторов по бортам не было, и вообще мы ютились на каких-то неудобных сидениях, спинки которых стояли вертикально и не опускались. Кроме того, мы почему-то сидели спиной к округлому борту. Самолет над Атлантикой довольно сильно болтало, ящики в ответ болтанке скрипели так, что казалось, вот-вот развалятся. Большинство нашей группы умудрилось уснуть, а я достал калькулятор и продолжил свои расчеты. Наши мучения закончились часов через шесть с половиной, когда мы приземлились в Вашингтоне, но не в нормальном порту, а на какой-то военной базе.

Неподалеку от места нашей посадки уже стоял большой десантный вертолет, типа Чинук, и, вращая обоими винтами, показывал, что готов в любую минуту подняться в воздух. Майор, сопровождавший нас, довольно крикливо велел пересесть на борт вертолета, что мы и сделали, хоть и, огрызаясь, но довольно быстро и затем минут через десять снова взлетели. Летели мы, пожалуй, с полчаса или немного меньше, и на этот раз сели на вертолетной площадке у какого-то довольно внушительного серого здания из литого бетона. Я тогда подумал даже, что это был один из штабов стратегической авиации, что расположен недалеко от Пентагона. Мне показалось, что когда я прежде бывал в Вашингтоне, то видел похожее здание, проезжая мимо по трассе, хотя, конечно, поручиться за это не могу. Да и наш «морской волк» вряд ли имел отношение именно к стратегической авиации.

Мы все вышли из вертолета и стали осматриваться. Площадка и здание располагались на небольшом холме, с которого была видна довольно широкая река, вероятно – Потомак, отражавшая голубой цвет неба. Справа проходила широкая, не менее чем в восемь полос автострада. Рядом же с нашей площадкой, чуть поодаль находились еще три такие же свободные вертолетные площадки. Все они были одного итого же размера, метров двадцать в диаметре, заасфальтированы и разукрашены каким-то линиями, похожими на перекрестье прицела. Само здание было, скорее, мрачноватым: сплошь, как я и сказал – серый бетон и большие окна с глухо закрытыми жалюзи. Справа был въезд в подземный гараж, или, быть может, просто – под землю. Поскольку само здание было невысокое – этажей пять, было логичным предположить, что основная его часть как раз таки находится под землей.

Родные штабные стены, наконец, согрели суровую душу нашего майора, и он, мужественно расправив плечи, почувствовал себя гораздо увереннее. Для начала он построил нас в две шеренги. Было совершенно очевидно, что он был простым интендантом или мелким штабистом, и уже давно тайно мечтал кого-нибудь построить.

Майор оглядел получившийся результат, но остался недоволен. В команде было девять человек, и потому две шеренги получились разной длины. Майор ненадолго задумался, видимо, производя в уме какие-то военные расчеты, и затем приказал снова перестроиться в некий квадрат три на три. Теперь та особая часть его мозга, отвечающая за военную эстетику уязвлена не была, и мы, наконец, двинулись к воротам довольно расхлябанной походкой. Наш стиль строевого шага явно сыпал нашему суровому вояке соль на старые штабные раны. Он временами останавливался, оскаливался, но понимая, что взять с нас нечего, ибо присягу на верность американскому народу мы не давали, лишь выдавал что-то матерное в адрес fu…ing civilians, и пародия на строевой шаг продолжалась, отдавая все большим цинизмом.

Далее мы прошли через проходную с турникетом, где майор отдал дежурному внушительную бумагу с печатями. Нас пропустили и, пройдя по коридорам метров пятьдесят, мы стали спускаться под землю по обычной бетонной лестнице с металлическими перилами, где на каждой площадке между пролетами висели различные предупреждающие знаки. Понятно, что от каре три на три не осталось и следа. Спустившись этажа на три, мы, наконец, остановились и майор, приложив свою карточку к какой-то пластиковой коробке, установленной на дверном косяке, заставил засветиться зеленым индикатор у нас над головами. Массивная дверь отъехала в сторону, и затем он нас впустил вовнутрь. Это было что-то вроде комнаты средних размеров, из которой в разные стороны уходили два узких коридора. Майор подошел к сидевшему в углу за столом офицеру и протянул еще одну бумагу. Дежурный офицер был никак не старше тридцати, был явно чужд не только спорту, но и простой физкультуре и носил при этом гренадерские усы. Он внимательно изучил протянутую бумагу, а затем стал тыкать в нее пальцем, сопровождая свои действия зловещим шепотом. Очевидно, несоответствий было найдено много. Майор побагровел и немедленно схватился за трубку телефона. Он явно требовал на связь какого-то генерала, временами срываясь на крик и топая ногами. Наконец, в трубке, наконец-то ответили и майор, перейдя на заискивающий полушепот и прикрывая трубку ладонью, очевидно, стал, клеймить усатого обидчика, время от времени, указывая в его сторону ладонью, но при этом, не поворачиваясь к нему всем остальным телом. Наконец, трубка была передана сидящему за столом гренадеру-бюрократу. Тот пару раз кивнул, и, видимо, смягчившись, повесил трубку. Он улыбался. Затем он встал и позвал еще кого-то. Видимо, это был штатный фотограф, который на вид был и вовсе экзотичен. Это был сикх в оранжевой чалме и с усами, раза в два длиннее, чем у начальника. Именно он нас поочередно усаживал и фотографировал, требуя немедленно прекратить улыбаться. Начальник же, у тех, кто высвободился из рук сикха, сосредоточенно брал отпечатки пальцев. Затем, примерно через полчаса, пропуска были готовы, и мы двинулись дальше – на вещевой склад. Он тоже находился под землей. Это было странно, и, очевидно, не особенно удобно, но, размышлять о странностях армейских предпочтений было некогда. Довольно скоро, угрюмый тощий кладовщик выдал нам форму авиационной обслуги ВМФ, после чего молча, просто закрыл дверь прямо у нас перед носом. В общем-то, мы получили ту же форму, что и обслуга палубной авиации, но несколько иного, чуть более глубокого синего цвета. Потом выяснилось, что такую форму получают все гражданские специалисты, которые живут на базах или кораблях. Нашу же одежду, кладовщик упаковал в коробки и велел каждому написать на ней адрес. Майор еще раз подтвердил, что наши вещи, отошлют обратно в Израиль. При этом он злорадно изрек, видимо, давно заготовленную шутку: «Вшей у нас и своих хватает!» Он громогласно заржал, явно довольный, что удалось, наконец, блеснуть остроумием. Еще четыре человека, кроме меня были с рюкзаками. Все вещи обыскали. Мой калькулятор снова оставили без внимания, а небольшой перочинный ножик у Менахема изъяли. С Менахемом я уже успел немного познакомиться в самолете. Вообще-то, он предпочитал, чтобы его называли коротко – Мени, но мне больше нравилось так. Очевидно, угрюмый, но солидный Менахем производил на американских подземных моряков-авиаторов самое подозрительное впечатление, несмотря на то, что пороху он понюхал куда больше их всех вместе взятых.