Федор Вениславский - Шахматная доска роботов

– Значит, они нарушают конфиденциальность общения с клиентом в каждом случае предоставления своих услуг? – подвела итог Кларисса.

– Не спешите с выводами. Эта информация хранится в закодированном виде в течение двадцати четырёх часов на внутреннем блоке памяти лишь того робота, который произвёл запись. В конце каждого дня робот анализирует правильность алгоритмов своих действий в каждой отдельной ситуации, внутренне прослушивая запись. Выполнив анализ, в котором описаны лишь коды ситуаций и ответные коды действий, робот стирает всю аудиоинформацию, и она уже никогда не будет доступна ни в каком виде. После этого робот отсылает результат анализа своих алгоритмов в Центральную Операционную Систему Justice-Tech, которая в обратном направлении сразу же посылает роботу сигнал о правильности его алгоритмов. Центральная система не сохраняет в памяти алгоритмы робота. Это сделано для самоконтроля и с целью недопущения каких-либо сбоев. Ни на одном из этих этапов информация, в каком бы ни было виде не доступна ни одному человеку – ни одному работнику Justice-Tech, даже Директору.

– Вчера робот отправил алгоритмы насчёт правильности своих действий?

– Мы провели его диагностику, которая не показала неполадок в его процессоре.

– Но я спросила не об этом. Отправил ли он для сверки алгоритмы?

– Да, как и всегда он их отправил.

– И каков был ответ системы?

– Я не могу вам этого сказать.

– Вы скажете сейчас, что это конфиденциальная информация и коммерческая тайна?

– Нет. Всё проще. После остановки всего правосудия в стране и до решения данного судебного разбирательства, Центральная Операционная Система Justice-Tech переведена в спящий режим, потому даже когда TRIAL-KU отправил алгоритмы, а это было уже после взятия его под стражу, ответа он не дождался.

– Выглядит, как попытка скрыть результаты, – заметила Кларисса.

– Протестую, – подскочил я, – это не вопрос, а субъективное суждение стороны обвинения.

– Принято, – ответила судья Морган.

– Хорошо, – Кларисса перефразировала, – являются ли такие манипуляции с центральной системой попыткой скрыть от суда результаты сверки алгоритмов и получения оценки правильности действий TRIAL-KU с точки зрения центральной системы?

– Нет, – главный инженер-программист отрицательно покачал головой, – это обязательные требования норм безопасности для того, чтобы в режиме ожидания у роботов не происходили сбои. Все роботы до окончания данного судебного процесса переведены в режим ожидания. Кроме TRIAL-KU.

– У стороны защиты есть вопросы? – судья Морган обратилась ко мне.

В принципе, они у меня были. Но я понимал, что не всегда стоило получать ответы на свои вопросы без ущерба для своих интересов. Единственная информация, которая могла сыграть мне на руку – это ответ, что в роботе на основоположном уровне заложен принцип служить людям, который он и избрал, сдав Кенвуда. Но чтобы дойти до этого ответа, нужно было пройти через первый вопрос: «Что заложено в робота-адвоката». Ответ однозначный – «Защита своего клиента». Лишь потом я мог задать вопрос, что заложено в более фундаментальном плане. И получил бы второй ответ, который меня устраивал. Но тогда выходило бы, что робот пренебрёг своим первым принципом – а это само по себе было несуразицей.

– Вопросов нет.

Со стороны обвинения был вызван известный профессор – бывший законодатель, один из учредителей закона об адвокатуре и профессиональной этике. Он дал толкование всем статьям, которые нарушил робот и рассказал с точки зрения научной доктрины, почему эти принципы так важны.

– Очень грамотно рассказывает, всё по сути, – тихо заметил TRIAL-KU, – вы должны не соответствовать, а переплюнуть их, мистер Томпсон, брать намного выше.

Следующим судья Морган вызвала свидетеля от меня, со стороны защиты.

– Как вас зовут? – спросила судья.

– Метью Синрайз.

Ему было двадцать семь лет, и он полностью осознавал ответственность за дачу ложных показаний.

– Пять лет назад я проходил потерпевшим по делу о грубом нарушении правил дорожного движения. Меня сбила машина, и вина полностью лежала на водителе. Осмотр в государственной поликлинике не выявил серьёзных повреждений. За судебной защитой я обратился к человеку, потому что тогда сугубо психологически я не проявлял доверия к роботам. Мой адвокат убедил меня в целесообразности пойти на мировое соглашение – серьёзных травм у меня не было, и чтобы не отправлять человека в тюрьму, я мог получить для себя материальную выгоду. По условиям нашего договора с адвокатом, он должен был получить процент от суммы, которая прописывалась в мировом соглашении. Я не возражал. Тогда адвокат, стараясь выбить лучшие условия для меня, и, соответственно, для себя, заказал частную медицинскую экспертизу, может она выявит ещё что-то. Так и произошло, но результаты превзошли его ожидания, и он засомневался – исходя из присланного он увидел, что у меня обнаружена абдоминальная травма, которая, в будущем могла перерасти в инвалидность. И что вы думаете? Он скрыл результаты от меня, поскольку понимал, что таким образом я отвергну мировое соглашение, и буду настаивать на тюремном заключении для виновного, потому что я принципиальный человек и деньги для меня не играют главной роли! Тогда адвокат лишился бы части прибыли. Соглашение было заключено, а через три месяца, когда я хотел поступить на службу в армию, на проверке у меня обнаружили данную травму. Но по закону мировое соглашение пересмотру не подлежит! Адвоката не привлекли к ответственности, более того, он практикует и по сей день. Хотя он создал реальную опасность для моей жизни, и действовал против интересов своего клиента. Больше я не доверяю людям-адвокатам, если придётся, я с радостью обращусь к роботам.

Случай был красноречивым. Я знал о нём, и знал адвоката, который так поступил. Его звали Трейс Уикман. Он действительно практиковал и по сей день, но дела, которые он вёл, свелись к минимуму.

Когда парень закончил рассказывать о своём печальном опыте сотрудничества с человеком-адвокатом, с вопросами к нему выступила Государственный Обвинитель.

– Вы говорите, что вы принципиальный человек и деньги не играют для вас большой роли, мистер Синрайз.

– Да, мэм.

– Что вы подразумеваете в контексте своей истории под принципом и деньгами?

– То, что если бы я узнал о таком вреде для своего здоровья, то ни за что не согласился бы на соглашение, а из принципа настоял бы на том, чтобы виновный водитель понёс наказание за своё преступление.

– Я вас поняла, – Кларисса Ричардсон расхаживала взад-вперёд возле трибуны со свидетелем, – для вас бы было важно, чтобы виновный водитель понёс наказание за своё преступление, это и был бы ваш принцип. Теперь скажите мне, до момента, как вы узнали о вреде для своего здоровья, и после того момента, изменилось ли преступление водителя?